Мы будем делать это медленно и печально…

«Школа драматического искусства» представляет свою версию Той Самой «Чайки». Театр подчёркивает, что в основе постановки — текст первой авторской редакции пьесы: в нём, как поясняет режиссёр Павел Карташев, более точно прописаны характеры персонажей и их взаимоотношения.

Я, конечно же, не смогла удержаться и поинтересовалась, насколько велико различие между двумя версиями пьесы — изначальной и той, которая подверглась значительной авторской корректуре в 1896 году при публикации в «Русской мысли» (собственно, именно этот вариант «Чайки» и стал каноническим). Надо сказать, Чехов изрядно потрудился над текстом: пусть правки кажутся точечными (к тому же, по большей части они были исключительно стилистическими), но часть акцентов, действительно, смешается и несколько изменяется сущность героев (например, Медведенко).

Правда, зритель вряд ли заметит все эти тонкости — они важны литературоведам да… режиссёрам-постановщикам, которые решатся на очередную попытку покорения легендарного материала, и даже минимальный «смысловой люфт» станет для них основополагающим.

Так что, если вы ожидаете увидеть совершенно внезапную (в сюжетном плане) «Чайку», то спешу вас разочаровать: первая авторская редакция никаких неожиданностей не принесёт. Впрочем, а нужно ли нам это? Сомневаюсь.

Гораздо интереснее, что же такого оригинального открыл для себя режиссёр в Чеховском тексте, раз осмелился преподнести на суд почтеннейшей публики собственное прочтение пьесы? И… открыл ли вообще?

Давайте разбираться.

Интересный факт: «Чайка» в ШДИ — уже третья для Карташева. Первая была поставлена им на сцене МХТ в рамках «Экспериментального проекта Театра Романа Виктюка». А вторая родилась в 2020-м на сцене Самарского художественного театра (худруком которого, между прочим, в то время как раз и был Павел Карташев), где и идёт по сей день. Так что свою «Чайку» постановщик «нащупывает» уже как минимум второе десятилетие (замечу, что в Самаре он тоже опирался на первую авторскую редакцию).

Результат, на первый взгляд, впечатляет: спектакль эстетичен и лаконичен. Сценография Марии Бутусовой помещает нас то ли в некое подпространство, то ли в голову Константина Треплева, от лица которого (как мы подспудно понимаем) и ведётся повествование. Поле, обильно усыпанное соломой, посреди ничего. Светлое пятно в темноте. Чем ниже спускаются тучи над героями, тем глубже опускается центральная часть сцены… Красиво — и наполненно.

Войдя в зал, я, не кривлю душой, ахнула и решила, что сейчас моя исстрадавшаяся душенька получит искусства по полной. Но начался спектакль, и уже во время первой сцены я осознала, что что-то идёт не туда…

Карташев, как мне думается, бесконечно любит «Чайку». Он знает её досконально, изучил каждую запятую и потратил несчисленное количество часов на анализ текста и его трактовку. В этом, подозреваю, и проблема: как будто бы настаивая на гениальности и самоценности пьесы Чехова, режиссёр львиную долю сценического времени позволяет тексту течь «как есть», не подкрепляя его никакими постановочными решениями.

Плюс весь спектакль существует в «антитемпе», но, как я уже много раз писала, далеко не все режиссёры умеют работать с таковым. Если кто-то с лёгкостью завораживает и даже вводит зрителей в эдакое состояние медитации медленным течением своей постановки, то другие добиваются только одного, крайне печального результата: скуки. «Чайка» Карташева почти три с половиной часа «крадётся» к финалу — и уже к середине первого акта становится невероятно сложно воспринимать происходящее.

Не скрою: временами зал вздрагивает радостно, ибо в ткань вялотекущего повествования внезапно встраивается действительно оригинальный постановочный ход. Чего стоит, скажем, убитая чайка, «роль» которой исполняет тревожное пятно красного цвета? А как впечатляет сцена со спектаклем у озера? Или финал постановки — мощно же!

Но этих «режиссёрских встрясок» слишком мало на столь объёмную вещь. Да иногда и они вызывают массу вопросов. Вспомним поцелуй Треплева и Аркадиной — в этот момент зал замер, и, казалось, было слышно, как в головах зрителей лихорадочно крутятся мысли: «А что это вообще было? Зачем?!» Потом всё внезапно встаёт на свои места, приходит осознание происходящего, вспоминается учение дедушки Фрейда, ты резюмируешь, что решение, конечно, спорное, но яркое… И — бац! — второй поцелуй! Но он-то уже избыточен, абсолютно. Здесь бы как-то иначе углубить мысль, другими красками передать отношение матери и сына. Повторно данный ход уже не работает (хотя, конечно, понятно, что хотел сказать постановщик).

И в итоге даже внешняя красота не способна скрыть внутреннюю пустоту спектакля: мы не имеем абсолютно никакого представления о том, что в общем и целом закладывал в своё детище режиссёр. Карташев признавался, что ставил «Чайку» как комедию — ибо именно так своё произведение атрибутировал Чехов. Но нет, простите, от данного жанра результат откровенно далёк — даже то, что получается смешным в привычных «Чайках»-трагедиях (скажем, анекдоты Шамраева), тут зачастую вяло и неинтересно.

«Чайка» в ШДИ всё же может обмануть если не весь зал, то какую-то его часть, и показаться достаточно крепкой вещью. Причина проста: нереальный, великолепный актёрский ансамбль, всеми правдами и неправдами сражающийся с постановочным вакуумом и вдыхающий в подстреленную уже на излёте «Чайку» жизнь.

Тут есть просто невероятный Сорин — Андрей Финягин, исключительно ради которого я могла бы порекомендовать прийти и посмотреть спектакль. Вот это та самая сценическая жизнь, которую стоило было бы отправить в палату мер и весов. Мой любимый герой здесь.

Чудесен Медведенко — Иван Товмасян. В тексте первой редакции этот персонаж куда более жалок и несуразен, нежели в привычных нам изданиях. Но Товмасян разворачивает перед нами такую человеческую трагедию, что временами (отнюдь не предусмотренными драматургом) его Медведенко кажется истинным центром событий.

Всячески рекомендую Треплева — Вадима Дубровина. Тонкая, впечатляющая работа, которая, будем уж честны, по большей части и возводит всё здание спектакля. Говорим: «„Чайка“ в ШДИ», — подразумеваем: «Дубровин». Но, вместе с тем, не забываем и о других крутых артистах.

А каков Тригорин — Андрей Харенко! Здесь — мастерский баланс на грани комедии и трагедии, умение с лёгкостью влюбить в себя зал, но при этом всецело показать истинную суть своего персонажа.

Хороша Маша — Лариса Ляпунова (тут прямо до мурашек бывает). Очень интересны и убедительны Заречная (Анна Чепенко) и Аркадина (Настасья Кербенген). Собственно, сидя в зале, я снова вспомнила, за что люблю ШДИ: в этом театре совершенно шедевральная труппа.

Плохо только то, что почти весь спектакль эти героические люди «тащили» на своей харизме и таланте. Приди мы на читку, я бы подобное приняла (хотя и читки в наши дни куда более режиссёрски простроены). Но нам же презентуют, вроде как, полновесную постановку (и я напомню: Карташев подступается к «Чайке» уже в третий раз). И мы, увы, должны констатировать бесспорную постановочную неудачу.

Понимаю, что Чехов определял «Чайку» так: «мало действия, пять пудов любви». Первый пункт режиссёр выполнил и перевыполнил. Но и любви в спектакле немного. Она растворяется в медузообразном содержимом спектакля, и вычленить её проблематично, как бы ни рвались артисты. (Проще говоря, тут повезло тем, кто помнит текст Чехова: они могут опираться на свои знания и «накладывать» их на постановку. Остальным будет тяжко.)

Отличные артисты. Шикарная сценография. И… почти отсутствующий спектакль (при его невероятной длительности). Почему режиссёр не добавил в происходящее больше себя? По какой причине он пустил действие «на самотёк»? Вопросы без ответов…

Но театр — штука такая, без ошибок в ней не случается побед. Карташев — постановщик опытный, и, я уверена, он сумеет проанализировать ситуацию и понять, в какой момент свернул в тупик. И следующая премьера заставит нас аплодировать стоя.

Опять же, никто не запрещает сотворить «Чайку» №4, правда?

Ирина Петровская-Мишина специально для Musecube

Фотографии автора можно увидеть здесь