Третий вечер ежегодного фестиваля «Пять вечеров» стал самым долгожданным из всей программы. Еще бы – на сцене ТЮЗа «Утиная охота» Юрия Бутусова, постановка, от которой можно ожидать всего, только не тривиальности и прозаичности. Действительно, предугадать, что будет происходить на сцене в этот вечер, и во что, по воле эксцентричного режиссера, превратится знакомая всем история Александра Вампилова, не могли даже организаторы фестиваля. По их словам, никто до самого выступления не видел этой постановки – устроители просто доверились Бутусову, чье имя стало знаком качества на театральной сцене.

Лучше сразу отбросить все попытки представить, что ждет зрителя, пришедшего на «Утиную охоту» в исполнении труппы болгарского театра им. Вазова. Это не соответствует никаким фантазиям, даже для тех, кто предусмотрительно освежил в памяти пьесу, знакомую со школьных лет. Таким Зилова и его окружение мог увидеть лишь Бутусов.

Начнем с того, что режиссер смело вынул пьесу из контекста своего времени и места, сделав ее бессмертной и международной. Это получилось благодаря явному болгарскому колориту, который прямо хлестал со сцены во время исполнения. Возможно, на такое решение постановщика натолкнули сами артисты – уж очень эмоциональными, страстными, дерзкими получились их герои. Что касается времени действия – это уже не 70-е, а вполне современная история, которая могла бы случиться и сейчас, разве что с небольшими фактическими поправками. В наше время начальство уж не может кормить подчиненных обещаниями выделить квартиру. Это не столь важно. Главная мысль – Вампилов не принадлежит определенному времени, он – поэт жизни. А уж как относиться к такой современной интерпретации – решайте сами.

В тот вечер зрители как раз и пытались это решить. Для начала – многие отнеслись к происходящему на сцене безумству скептически. Девушки в нижнем белье выбегали на сцену под грохот музыки, пели, пили и целовались с мужчинами, вели себя вульгарно и развязно. Саяпин (Леонид Йовчев) наперегонки с шефом Кушаком (Николай Урумов) распевали песни в пьяном угаре. Галина (Снежина Петрова) как будто в трансе шептала в микрофон страшные мантры с окровавленным полотенцем в руках. Валерия (Александра Васильева) с безумным взглядом в красном пеньюаре и шикарных лакированных туфлях цвета морской волны носилась по импровизированной новой квартире Зиловых, приговаривая: «Красота!» В конце концов, Дима (Дарин Ангелов), бесстрастный и мерзкий (здесь стопроцентное попадание в образ) приходил в этот дурдом, чтобы в очередной раз вынести компании свой жестокий приговор. И в центре всего этого хаотичного адского веселья на грани с человеческой трагедией – Зилов (Иван Юруков), самоуверенный эгоистичный подлец, который, однако, больше всех страдает под маской напускного лихачества.

И весь этот мир, в котором рушатся человеческие судьбы, так похож на мир володинских «Сестры Надежды» или «С любимыми не расставайтесь», но более жесток, откровенен и нервно взвинчен. Странный эффект производят постановки Бутусова на зрителя. Если поначалу недоумение от внешнего вида героев и их поведения вызывало внутренний спор – новая картинка с боем вытесняла все старые представления о пьесе, — то с течением времени предложенные автором решения и остроумные провокационные находки становились настолько понятными и уместными, что зритель неизбежно втянулся в этот новый образ «Утиной охоты».

Например, почему героини то и дело выступают в полуобнаженном виде? Почему Саяпин выглядит как модный стиляга, а Зилов, как бродяга-гусар? Именно потому, что режиссер толкает своих героев на сцену, на зрительский суд без всякой защиты. В обычной жизни человек может предстать в любом образе, прикрыв свое душевное уродство красивой внешностью. Одежда – главный человеческий бастион. Но Бутусов непоколебим. У него Вера (Теодора Духовникова) ходит большинство времени в развратном белье или чрезмерно открытом платье, потому что заслуживает именно такого одеяния. То же самое происходит и с другими героями.

Показателен в этом отношении образ Галины. Она вдруг предстает перед нами в длинном черном пеньюаре – намек на то, что женщина все еще надеется спасти брак, влюбить в себя неверного и скучающего Зилова. Потом, когда надежды рушатся, режиссер переодевает героиню в длинную ночную рубашку, символизирующую ее беззащитность, слабость и отчаяние. В каком еще обличии женщина, особенно несчастная, может быть более уязвимой? Под конец Галина и вовсе переодевается в откровенное оранжевое платье и рыжий парик. Такой сделал ее муж – обманутой и разбитой, но готовой на крайности – ей теперь нечего терять.

И все они, как бы не замечают своей откровенной внешней пошлости. Они и ведут себя под стать – нагло и вульгарно. Сцена первого воспоминания Зилова получилась особенно колоритной – перед нами не гости, а сборище завистливых калек. Да-да, их тоже испортил квартирный вопрос. Супруги Саяпины вышли совсем уж гротескными – они как будто впервые оказались в человеческом жилище. «Оо! Вода, газ… Красота! А тут что – балкон! Красота! Ванная, какая ванная! Красота!» — повторяет не по-женски инициативная и хваткая Валерия. Тут же они переодеваются в домашнее и начинают вести себя так, будто это их квартира – встречать остальных гостей, рассаживать их, командовать парадом, в общем. А под конец и вовсе засыпают на хозяйском диване.

В это время каждый персонаж на сцене вроде бы и участвует в происходящем, но в то же время занимается своим. Галина пытается залатать на глазах рассыпающийся мир, играя в дочки-матери с куклой. Вера флиртует то с Кушаком, то с Кузаковым (Валерий Йорданов). Кушак же ханжески разрывается между соблюдением видимых приличий – он же женатый человек – и возможностью завести роман с привлекательной и доступной девицей. При этом он не забывает поглядывать во двор – все ли в порядке с оставленной там машиной. Получается людская какофония, в которой каждый бредит о своем, не слыша и не желая понимать другого. И в центре всего этого тоскующий и раздраженный Зилов.

Именно он в конце этой пирушки вытаскивает на сцену огромное зеркало, как крест на себе несет. Мол, над нами смеетесь – на себя посмотрите. А Кушак уже поет – «Besame mucho», ставшую лейтмотивом этой постановки:

Целуй меня, целуй меня сильнее,
Как если б эта ночь стала последней для нас…

И она действительно становится для них последним шансом. Но они не пользуются им. Все так же Зилов и Саяпин халтурят на работе, играют в баскетбол старыми отчетами, скомканными в шары. Споря, отдавать в печать выдуманную статью или нет, они подкидывают монетку и несутся за ней прямо по рядам, по головам зрителей. И снова Саяпин, не задумываясь, подставляет Зилова, из-за боязни разоблачения и лишения желанной квартиры. Но Виктору уже все равно – он влюбляется в наивную, трогательную Ирину (Ирмена Чичикова), прекрасную, робкую девушку с дрожащими руками. И все так же, как чуда, как избавления, ждет он утиной охоты, единственного места на земле, где он может стать другим человеком.

Но ему уже не удастся это сделать – уходит жена. И в циничном эгоисте Зилове как будто лопается пружина – он угрожает, ругается, насилует, а затем – умоляет ее не бросать их. Но она уходит. «Cheers Darlin’» – поет стильный модник Саяпин в желтых ботинках и черном пиджаке, поет так, как будто наступает конец всего, рвет жилы, изливает чужую боль, горечью слов.

А что же я?!
Тебе и твоему любимому…
Как же я, дорогая?…
Теперь у меня есть годы, чтобы ждать тебя…

Действительно Зилову больше ничего не остается, как ждать исхода, сидя запертым в своей картонной конуре. На сцену и вправду опускается огромная стена из картонных листов, отгораживающая героя от внешней жизни. И он бьется, как раненый, попавший в капкан, хищник. Он режет картон ножом, как будто разрывая при этом собственную душу. Он знает, что все в его жизни – неправильно, нечисто, позорно и порочно. Он наказывает себя, а заодно и искренне любящую его Ирину за то, что слишком быстро поддалась на соблазнения первого встречного.

«Хотите девочку? Забирайте ее тоже!» — кричит он в приступе гнева и отвращения к самому себе и к своему окружению. И в этом предательском поступке он убивает красоту, искренность, любовь. Она стоит на краю торжественного стола посреди перевернутых бутылок и бокалов, поруганная, потухшая, как будто неживая, но тоже весьма свободная, обнаженная. Уже нет большего унижения для нее. Она вслед за другими героями отдается на суд зрителя, смиренно принимая сочувственные и немного смущенные за ее наготу взгляды. У ног лежат искусственные цветы, возложенные Галиной, – ее позорный столб. Она не дрогнула бы даже, если б кто-то из зала плюнул ей в лицо.

«Жизнь, в сущности, проиграна» — как сказал бы Кузаков. А от проигрыша без расплаты уйти нельзя. Зилов хотел покончить с искусственностью, ханжеством и лицемерием, вот и поплатился за свои грехи. Однако каким бы ужасным не было его преступление, наказание он получает непомерное. Друзья просто хоронят его. Траурная процессия в черных балахонах проходит в стенаниях по безвременно ушедшему Вите. Они обсыпают его опилками, обкладывают изголовье камнями и присылают траурный венок. Виктор в гусарском наряде надевает его на шею, собираясь уже по правде стреляться. И снова никто не сочувствует ему, не пытается отвести руку от курка.

«Витя, время!» — раздраженно показывая на часы, говорит Валерия – мол, стрелялся бы уже быстрее. И друзья, и развращенный шеф, и официант Дима, которого Зилов уважал больше всех за то, что тот хоть правду говорил, лишь боятся повесить на себя ответственность за его самоубийство. Раскаяния, доброты, человечности эти люди давно уже не знали. «Они-то все-таки живые», — говорит Зилов про уток. «Живые они для того, кто мажет. А кто попадает, для того они уже мертвые», — отвечает Дима. Вот и Зилов для них давно уже мертвая утка с картинки, мающийся в жизни неудачник.

Однако только он в этой истории способен чувствовать — если не любовь, так хотя бы боль. Бутусов так же, как и Вампилов, не жалеет героя – ему не нужно сочувствие. Однако и успокоения он Виктору не дает. Режиссер просто оставляет своего Зилова там же, где и нашел – на арене импровизированного цирка-балагана, который сожрал человека, пережевал и выплюнул жалкие осколки в пыльном гусарском камзоле.

Ксения Щербакова, специально для MUSECUBE

Фотографии Алексея Телеша предоставлены фестивалем «Пять вечеров»