Ты уймись, уймись, тоска у меня в груди,
Это только присказка, сказка впереди.
В. Высоцкий «Лукоморья больше нет»
Новая постановка театральной компании Руслана Герасименко со товарищи, известной по проектам «Последнее испытание» и «Вий», носит название романа Виктора Гюго «Человек, который смеётся», как ошейник с шипами. Такой яростный конфликт формы и содержания в течение почти трёх часов вы едва ли еще где-то найдете сейчас, когда «Дон Жуан. Репетиция» временно сошёл со сцены театра Фоменко. Поэтому хочется сразу и без обиняков объявить: если, восхищаясь «Песнью о Вещем Олеге» Пушкина, вы плевались ядом на саркастическую вариацию Владимира Высоцкого – закройте эту страницу и забудьте, что мы встречались. Разве что плевать ядом – ваше хобби. Тогда читайте дальше, и пусть в ваши повседневные горести проникнут долгожданные черви радости.
Команда проекта «Человек, который смеётся», или, по принятому сокращению, ЧКС, молодая и горячая. Респект и уважуха администрации Дворца на Яузе за предоставление своей площадки для высекания искр этой компанией. Когда туда подтянется ещё и свойственная жанру публика, количество огнетушителей (образно говоря, конечно) придётся утроить. А пока они не спалили всю халабуду и вообще находятся на свободе, расскажу о том, что у вас пока есть шанс застать во плоти, декорациях, свете и музыкальном сопровождении.
Вообразите, что историю Гарри Поттера-Зорро визуализировал Тим Бёртон, вдохновившись «Балом вампиров», и разыграл с помощью подростков, осуждённых за мелкие правонарушения. При чём тут Гюго, спросите вы, и все поймут, что вы недопоняли первоисточник. Гюго писал о вопиющем разрыве в благосостоянии и морали между полярными классами общества. Как истинный романтик, писатель преклонялся перед благородством народных масс и бичевал пороки высшего света. Именно такого отношения к бытию мнимого «Лондона» в спектакле «Стремянки» — хоть седалищем ешь. Ой, простите – предостаточно.

(К слову о лексиконе: со сцены вы и не такое услышите, не буду цитировать, чтобы не испортить вам инфаркт. Мата нет, сразу разочарую зачёркнуто успокою.)
Не буду пересказывать сюжет – более или менее он всё-таки следует канве классика, а выкидоны либреттистов объясняются удивительной формой повествования. Ею же я объясняю довольно чувствительную, как сказать куртуазнее, «схематичность» стихотворных текстов. Откладывать дольше бессмысленно, поделюсь догадкой об этой самой форме.
Спектакль начинается выходом «из зала» грустного клоуна, который оказывается шутом Баркильфедро – содрогнитесь, читатели книги – и открывает «представление» бродячего балагана об изуродованном с детства мальчике, слепой девочке и сером волке. Причем и выходит, и рассказывает он всё это с отчётливой интонацией тошноты от происходящего вообще и собственной миссии в частности. Только в самом финале становится ясно, что быть тамадой всей этой затеи – его приговор, тяжкое бремя и неизбывное наказание. Потому что прекратиться оно может только при невозможных обстоятельствах – каких, узнаете из спектакля.

Мне очень нравится на театре, когда создатели спектакля (равно имею в виду англичан, по лицензии которых всё происходит, и наших затейников) твёрдо держатся вложенной ими в действие идеи. Это и есть тот самый «стиль», которого недостаёт многим постановкам в псевдоэклектическом жанре. Вся галиматья, которой разбавлен и перебивается романтический сюжет ЧКС – это следствие «творческого подхода» рассказчика, ненавидящего то, что ему приходится делать. Руслан Герасименко прекрасно передал это состояние в роли Баркильфедро. Его герой и смешон, и мерзок, и циничен, и жалок – и парадоксально близок каждому из нас, неспособных зачастую к естественному для живого (sic!) существа сопереживанию с чужой болью и радостью.
За боль и радость первого превью отвечали: Гринпейн — Павел Стукалов, трогательная Дея — Вилена Соколова, яркий как всегда (знакомьтесь!) Урсус/Король — Денис Сарайкин, королёвы наследники: сексуально несдержанная принцесса Джозиана — Юлия Олейник, истеричный любитель побарахтаться в придонном иле социума принц Дерри-Мойр — Никита Радченко, заторможенная, впоследствии расторможенная, принцесса, впоследствии королева Анжелика — Ольга Вечерик, разноликий Озрик/Повешенный — Андраник Петросян, Мама и этим всё сказано — Анастасия Макарова, эпичный епископ (смело замените любые П на Б) — Андрей Ежов, пёсоволк Моджо — Андрей Абельцев.

Павлу Стукалову выпала нелёгкая доля первым ступить на дощатый помост балагана и испытать на себе все прелести того, что бодро зовётся стартом проекта. Это и отключившийся микрофон, и отпадающий эфес шпаги, и пристальное внимание незнакомой с материалом аудитории. Артист с честью – как и подобает его герою по статусу – вышел из всех испытаний. Человек он вдумчивый и одарённый, и роль от показа к показу будет у него набирать эмоциональный вес и вокальную гладкость. Как трудно даже разговаривать в маске, мы все испытали не так давно в мировом масштабе. Пусть «намордник» человека-который-смеётся и не совсем маска, всё же пение в нём требует определённой практики, как, например, говорение с вампирскими зубами во рту. Непременно узнайте, когда будет трансляция ЧКС от «Стремянки» — крупные планы тут категорически необходимы. В театр берите бинокль – глазища бедняги (я о Гринпейне) говорят не меньше, чем написано в диалогах.
Что касается музыки – вне контекста спектакля я бы хотела переслушать открывающую второй акт сольную арию Гуинплена. В остальном, благодаря живому ансамблю под управлением Екатерины Гусар, музыкальная часть работала на историю; а время от времени музыканты вовлекались и в непосредственный диалог с персонажами, требовавшими аккомпанемента себе в поддержку.
В заключение процитирую призыв, современный в любых исторических обстоятельствах и парадоксально созвучный с названием известного романа братьев Вайнеров: нам нужна Эпоха Сострадания. Ведь когда мы все узнаем, кто мы такие, перед нами встанет вопрос — как это принять. Лиц, в которые для этого стоит взглянуть, вокруг более чем достаточно.

Елена Трефилова специально для Musecube

Фотографии Марии Гордиенко можно увидеть здесь