Музей театрального и музыкального искусства не так давно подарил петербуржцам очередную любопытную премьеру. Еще не все, быть может, успели оценить режиссерский хит Дмитрия Крестьянкина «Красный фонарь», а зрителям уже предлагают его новую работу – спектакль с интригующим названием «Еще один, Карл». Эта постановка также рискует стать весьма популярной, и на это у нее есть свои веские причины.

Спектакль обозначен как «архивный подкаст», посвященный режиссеру Всеволоду Мейерхольду, и поначалу действие честно соответствует заявленному. Загримированная троица артистов (Игорь Астапенко, Иван Вальберг, Вячеслав Пискунов) сидит за столом перед микрофонами и ведет неторопливую беседу на заданную тему. Антураж типичного подкаста (коих сейчас и не счесть) передан в постановке безукоризненно: расслабленная атмосфера, неторопливая манера разговора, беззаботные интонации, перебегание от темы к теме, обилие юмора. За каждую удачную шутку, кстати, здесь полагается звонить в специальный звоночек, и короткий дребезжащий звук прозвучит за время спектакля не раз и не два. Параллельно зрителей просвещают на тему мемов, попутно объясняют название спектакля (вдруг кому-то непонятно), вспоминают какие-то случаи из жизни…Так при чем же здесь Мейерхольд? Совершенно внезапно он оказывается к слову и к шутке, к истории из студенчества, к свежей новости. Уместен, как никто другой, одним словом. И в этой точке спектакля вдруг намечается незаметный переход на какой-то особый тайный язык, перед зрителем постепенно раскрывается обширное двойное дно, наполненное намеками, отсылками, тонкими изящными аллюзиями. И, разумеется, не обойдется без воспоминаний (архивный подкаст ведь, как-никак!).

Дмитрий Крестьянкин смело и весьма оригинально использует трагическую фигуру Мейерхольда как глобальный повод поговорить о непростых неудобных темах. О запрещенных спектаклях. О попытке скрыть те или иные фигуры от мира театра из публичного пространства. О злой абсурдной цензуре. О мимоходом возникших предательствах того или иного рода. О несбывшихся работах. О театре, который был с нами еще совсем недавно, и о театре, который существовал в стране уже давно. Постепенно рассказ все явственнее и глубже уходит в сторону прочих трагических судеб, растоптанных биографий, неслучившихся спектаклей. Впрочем, здесь уверяют, что никакой спектакль нельзя закрыть, запретить, уничтожить до конца, пока он жив в зрительской памяти. Вот и восстанавливают крупицы былой роскоши, предлагая публике фрагменты легендарных постановок. А еще здесь открыто заявляют, что театр = свобода, и сомневаться в этом, безусловно, даже не приходится. Вспоминают пострадавших от цензуры и репрессий, открыто обличают государственную машину и отдельных ее типичных представителей, намекают на бесконечные тошные параллели между «тогда» и «сейчас». В этой части спектакль самозабвенно  и мощно качает публику на своеобразных эмоциональных качелях. Моменты узнавания некоторых фрагментов легендарных спектаклей  («Пьяные»! «Служанки»! «Матросская тишина»!) можно считать, скорее, радостными (если не брать во внимание контекст, разумеется), а некоторых –  откровенно мрачными. Мгновения этого молниеносного отгадывания злободневной актуальности выбранных отрывков вспыхивают на миг и тут же пропадают, но итоговое воздействие на зрителей оказывается незабываемым. Прошлое и настоящее сплавляется в единое неделимое целое, и выхода из этого замкнутого круга словно бы совсем и нет.

Тем не менее, участники данного тройственного союза верят в чудо, в доброе и светлое, уверяя, что «все еще будет», вторя шлягеру Аллы Пугачевой из посвященного юбилею примадонны спектакля Кирилла Серебренникова в «Гоголь-центре». Это, кстати говоря, не какая-то робкая болезненная тихая надежда, а вполне себе четкая осмысленная позиция дальновидной победы. Пустые гнусные временщики рано или поздно уйдут, не оставив после себя ничего. А театр останется. Несмотря ни на что, невзирая на все препятствия. И его законы позволяют даже открытый финал культового фильма «Игла» сделать пересечением с судьбой Мейерхольда и перечеркнуть саму мысль о смерти главного героя. Только жизнь, только шаг вперед. Эмоциональный, насыщенный, истинно витальный финал спектакля под пробирающую до мурашек «Группу крови» Виктора Цоя становится подлинно катарсиальной точкой всей работы.

«Еще один, Карл» – спектакль с особого рода внутренним движением и неповторимым духом. Половина успеха работы здесь честно лежит на актерской игре Вячеслава Пискунова, Игоря Астапенко и Ивана Вальберга. Их безусловный талант, заметное обаяние, ловкая манера переходить из образа в образ, раскованно существовать в основных заданных ипостасях моментально покоряют зрителя и не отпускают до самих последних минут спектакля. Сценография постановки формально проста, но зато точна и функциональна. Обилие сияющих блесток освещает весь этот сюжет маленькими беглыми огоньками, в которых обрывками воспоминаний отражается история театра минувшего века и века нынешнего. А подлинный неповторимый зрительский восторг в финале спектакля счастливо существует единым незримым духом.

Марина Константинова специально для Musecube