Обычно перед Новым Годом небеса особенно щедры на подарки, и количество чудес многократно возрастает, а некоторые из них даже выдвигаются на соискание премии «Золотая Маска» в 9 номинациях: под занавес уходящего 2014 года Пермский театр оперы и балета преподнес всей театрально-музыкальной Москве прекраснейшую из своих жемчужин – последнюю оперу Генри Перселла «Королева индейцев» (“Indian Queen”).

Мироздание на счастье не поскупилось, с разницей в один день одарив им мир дважды: в концертном исполнении на сцене Новой Оперы и в полном формате на Новой сцене Большого театра.

Эта постановка в очередной раз доказала, что гениям, в сущности, совершенно безразлично, в какие именно эпохи приходить на свет белый – сбываются они в том времени и пространстве, которые сами выбирают, пересекаясь друг с другом, невзирая на разделяющие их столетия. Данте, чтобы встретиться с Вергилием, пришлось спуститься в ад, а Джойс, беседуя с Гомером, написал самый неординарный и обсуждаемый роман 20 века. Переписываться с Шекспиром и посылать открытки Моцарту из века двадцать первого может каждый, но ответы с той стороны мира получают далеко не все. Из них мало кому удается разгадать зашифрованные послания, и уж совсем редкие представители человеческой расы умеют распахнуть дверь в совершенно иной воздух, претворяя в жизнь, здесь и сейчас, незавершенные замыслы небожителей. К числу избранных, обладающих этой способностью, принадлежат демиурги современности Питер Селларс и Теодор Курентзис, превратившие оперу 17 века, дописанную братом Генри Перселла уже после его смерти, и первоначальное «героическое» либретто о сражении инков с ацтеками английского поэта и драматурга Джона Драйдена в совершенно уникальное музыкальное мифопоэтическое пространство вневременного характера.

Сопоставление концертного исполнения с полноформатной оперой можно сравнить с небесной и земной реальностями, отражающимися друг в друге, но обладающими своей собственной природой. В легендарном фильме Вима Вендерса «Небо над Берлином» после добровольного отказа от неба ангелы лишаются крыльев, способности быть невидимыми и былой близости к Богу. Вместо всего этого они обретают плоть, земной мир с цветом и запахами, спрятанное в кончиках пальцев осязание и призрачный шанс когда-нибудь сказать: «Я знаю теперь то, чего ни один ангел не знает». Примерно та же разница между представлениями «Королевы индейцев» в Новой Опере и в Большом
театре. Черно-белая картинка небесных вендерсеновских ангелов концертного исполненияв полноформатном изложении превращается в ритуально-мифологическую мистерию мира земного.

В концертном варианте оперы на первом плане оказывается, прежде всего, оркестр MusicAeterna. Известное изречение Борхадта о скульптуре Нефертити «Описывать бессмысленно. Смотреть» с заменой глагола «смотреть» на «слушать» – идеальное определение этого оркестра. Благодаря, а не вопреки, бескомпромиссному перфекционизму дирижера-идеалиста Теодора Курентзиса и абсолютному слуху его музыкантов к тому миру, откуда берет свое начало музыка, MusicAeterna на сегодняшний день является одним из самых высокопрофессиональных оркестров. «Музыку творят
руками и пальцами, ртом, легкими, не одним только мозгом, и кто умеет читать ноты, но не владеет как следует ни одним инструментом, тот пусть помалкивает о музыке», – говорит Кнехт в романе Германа Гессе «Игра в бисер». Исходя из этого изречения, музыканты MusicAeterna имеют право беседовать о музыке вечно. Любые нападки на дирижера за «всегда крайне своеобразную музыкальную трактовку», как правило, теряют всю свою убедительную аргументацию уже на первых тактах звучания его оркестра.

Курентзис ни одно произведение не исполняет «как принято», но – как слышит (видит – звук). В него будто с самого рождения встроен тончайший камертон, улавливающий вибрации небесных сфер, и ему никуда от него не деться. Каждую ноту надо развоплотить, чтобы добраться до ее инобытийной сути, прикоснуться к ней и заново создать живое сияние. Иначе он не умеет – внутренний камертон не позволяет и не дает выбора: все должно быть идеально.
Может быть, именно поэтому небесный океан в очередной раз сбросил лестницы между небом и землей во время концертного исполнения «Королевы индейцев».

Невероятная интимность и хрупкость звучания нот и голосов в темноте зала обычного московского театра обнажила всю незащищенность, бесконечность и красоту человеческой души перед Богом. Когда в опере нет декораций, костюмов и танцев, вся энергия и тех, кто исполняет, и тех, кто слушает, сосредотачивается только в музыке, постепенно набирающей такую мощь, что в какой-то момент она трансформируется в чистый фаворский свет, в огонь Неопалимой купины. Этот тот редкий случай, когда происходит прорыв земного уровня, и включаются другие способы постижения происходящего, требуя от всех присутствующих при этом почти литургическом священнодействии огромного напряжения всех душевных возможностей. Спустившееся на зал небо всей глубиной своей невесомости заставляет почувствовать тяжесть прекрасного в себе и тяжесть себя в прекрасном мире. Выход сразу в несколько вертикалей, которые, как волны в шторм, следуют одна за другой с такой частотой и
энергией взлета, что душа, раскаленная добела трехчасовым разговором с Богом глаза в глаза, «остолбеневши от такого света», попадает во временной провал, после которого, кажется, меняется даже химический состав крови и молекула ДНК.

В отличие от почти аскетического концертного варианта полный формат «Королевы индейцев» Перселла-Селларса-Курентзиса – это монументальная звукоизобразительная мозаика из множества кусочков смальты разных цветов, размеров и форм. Английский композитор, американский режиссер, греческий дирижер, русский хор, солисты разных национальностей – переплетение культур, языков, голосов, оттенков, тем. Здесь барочная музыка сочетается с элементами классического балета, contemporary dance и ритуальными танцами племени майа, живопись фресок-граффити и древних цивилизаций – с невольными отсылками к Гастону и Хундертвассеру, драматический театр – со стихами и песнями английских поэтов, библейскими текстами и современной прозой («Затерянные хроники Terra Firma» Розарио Агиляр), а любовь и надежда – с войной и страданием.

Сосуществование в один и тот же момент времени столь многообразной и разнохарактерной копродукции всегда таит в себе опасность потеряться и не найти выхода из лабиринта собственного воображения. Но не в этом случае. Высочайший профессионализм, нечеловеческая работоспособность, божественное провидение или что-то другое стали причинами появления этого шедевра – науке не известно, но на то он и шедевр, чтобы не анализировать тайну, а только приблизиться к ней в звуках и образах, доступных восприятию пятью человеческими чувствами, и предоставить мимолетную, но совершенно конкретную возможность выхода за их пределы. Тут уже работают даже не шестые, а шестьдесят шестые чувства. Заблудиться никак не получится – они слишком обострены и заточены на восприятие действительности не как она есть, а как она должна быть.

По мере погружения в пространство музыкальной мозаики Селларса и Курентзиса постепенно раскрывается одна глубина за другой. Но последняя глубина, как последняя истина, достижима ли? И где находится эта глубина – на самом потаенном дне или за тысячей горизонтов?.. И кто не убоится идти за ней, зная, что придется встретиться там с самим собой?.. Все эти вопросы явственно незримы в «Indian Queen». Как воздух.

В сюжетной фабуле в единый узор сплетаются истории взаимопроникновения и любви двух чуждых друг другу культур – племени майа и европейцев-конкистадоров, и двух чуждых друг другу Вселенных – мужчины и женщины. Если для мужчины сотворение новой жизни возможно в творчестве, когда «Бог в лоб поцеловал», то для женщины – это природное свойство, ей априори дана энергия начала и способность вывести из себя целостный мир.

«Королева индейцев» – это универсальное общечеловеческое сказание о пути к Богу и к самому себе, пути, на протяжении которого, история человеческого чувства становится историей Вселенной. Вопреки общепринятому мнению, это не женский спектакль – у истинной любви нет гендерной принадлежности, ибо чтобы сбыться, она переплавляет в себе и женское, и мужское начала. Когда мужчина любит, он знает то же, что знает женщина. Но он слишком занят завоеваниями и самоутверждением самого себя, в то время как женщина поддерживает космическое равновесие через созидание и исцеление. Именно поэтому в «Королеве индейцев» сказать любовь (и сказать через любовь) отведено женщине. Душа этой постановки льется-течет голосами солисток Надежды Кучер (донья Исабель) и Джулии Баллок (Текулихуатцин, донья Луиса), а психологический драматизм актрисы Мариткселль Карреро, произносящей все женские монологи, рождает бьющееся, кровотачащее, живое сердце, «недосказанностями тишизн, заговаривающее жизнь».

В отличие от концертного варианта с его переброшенными между небом и землей лестницами в полноформатной «Королеве индейцев» кажется, что
и надо всей этой твоей
скорбью: никаких
других небес.
(Paul Celan)

Любовь Текулихуатцин к конкистадору дону Педро де Альварадо (Ноа Стюарт) земная и близкая. Слишком земная. Слишком близкая. Без всяких «других небес». Когда «вбаливаются в любовь и впадываются в падать». Оттого – постоянное ощущение вскрывшихся и новых ран. Если прав персидский поэт-суфий Руми, и «рана – это место, через которое входит свет», то после “Indian Queen” становишься полностью светоносным. Обезболивающее – в музыке и сотканных из света и слез голосах. Ария “O solitude” в исполнении Надежды Кучер и ее совместный с Джулией Баллок псалом “O Lord, rebuke me not…” во втором акте, так же, как хрустальные ноты Винса И, заставляют подняться над всякой болью, и оставляют наедине с божественной красотой, позволяя почувствовать бесконечность длящегося в вечности мгновения.

Любовь здесь дана как полнота мира, как величайший из даров Бога. Как сам Бог. Бог, о котором в первом акте хор вопрошает небо, себя и каждого, кто находится в зале: “Where, where is their God?” Чтобы найти любовь, надо найти Бога. Чтобы найти Бога, надо найти любовь. Но «где, где их Бог?!»… Это исполнение библейского текста «Blow up the trumpet in Sion» из книги пророка Иоиля – один из самых ошеломительных музыкальных фрагментов оперы, моментальная вершина, с которой можно дотянуться своей тоской до того, к кому направлены глаза и воздетые руки хора.

Если голос Мариткселль Карреро – это воплощение сущности всех женщин, то хор MusicAeterna (хормейстер Виталий Полонский) – это сердце всей постановки “Indian Queen” в целом. Здесь, как в античной греческой трагедии, из унисона многих голосов в хоровых молитвах-монологах рождается отдельное целостное «я» – важнейшее действующее лицо этого произведения.

Хор MusicAeterna может все: передвигаться по сцене, не теряя ни одного пианиссимо, и творить стену оглушительной тишины, об которую вдребезги разбивается весь зрительный зал на каждом вдохе «where» в вопросе «where is their God», пронзительной болью резонирующим по всему телу. Только этот хор способен, лежа на полу в темноте, петь вечности о ней самой и слушать, что она отвечает. Казалось, звучат не голоса, а внутренняя, скрытая от посторонних, красота каждого, которую ловил и отражал звуками воздух. Красота всепроникающая, лучами расходящаяся. Только такая может спасти мир. И спасает, тихо и незаметно, пока глухие и слепые смотрят в телевизоры, воюют и делят деньги. После таких концертов говорить о том, что MusicAeterna – это хор мирового уровня, кажется неуместным. Здесь уровень надмирный.

Помимо соблюдения традиций популярного в Англии 17 века жанра семи-оперы («полуоперы»), в котором написана «Королева индейцев», с одновременным включением в спектакль разговорных монологов, музыки, танцев и декораций от постановки Селларса и Курентзиса протягиваются невидимые нити к началу 20 столетия. Известно, что к соединению разных видов искусства стремились и Стравинский, и Дягилев, а Скрябин рассматривал синестезию как способ создания целостного единого искусства, воплощение которого должно было осуществиться в его самом грандиозном замысле – «Мистерии» и «Предварительном Действии» к ней. Мечте Скрябина о микрокосмическом и макрокосмическом преображении человечества посредством «Мистерии» не суждено было сбыться. Работу над ней, как известно, прервала внезапная смерть композитора. Но отдельные отзвуки этого произведения можно уловить в «Королеве индейцев». Хотя Питер Селларс и говорил о том, что все «ингредиенты» оперы не становятся чем-то одним, но остаются самими собой, преподнося зрителям одну и ту же историю с разных сторон, тем не менее, центральные «мистериальные» скрябинские темы, как то: история человеческих рас, история индивидуального духа оказались важными составляющими содержания «Indian Queen». Ни Перселл, ни Курентзис с Селларсом не стремились к одномоментному мировому космологическому перевороту, однако вольно или невольно пермская постановка затрагивает важнейшие идеи «Мистерии» – очищение и обновление.

Опера во многом существует по законам мифологического мышления, согласно которым возвращение к «началу начал» посредством воспроизведения этапов происхождения мира часто связано с обрядом инициации, выводящей человека на новый уровень существования, и со способом исцеления от разного рода болезней. В «Королеве индейцев» заложены оба эти значения. Традиции многих древних народов связывают силу лекарства с ритуалом восстановления памяти его происхождения. Именно с происхождения, с нуля, как всякий новый мир, начинается спектакль: возникают первоначала – Земля, домашние очаги, мировое древо, закладываются основы взаимоотношений богов и людей и ритуал жертвоприношения как непременного условия творения новой жизни. Человек – также отдельная Вселенная. В каждом из нас есть те совершенные первоначала, забывая которые, постепенно теряешь ключ к самому себе. За те три часа, пока длится опера, происходит целительное очищение по всем законам ритуально-мифологического сценария, существующего с незапамятных времен в многочисленных вариантах у самых разных народов. Мы становимся свидетелями ряда возникновений и разрушений, которые заканчиваются полным истончением телесной оболочки и освобождением, обновлением всего внутреннего мира тех, кто попадает в воссозданное в этой опере правремя.

Смерть доньи Луисы, с одной стороны, – вполне закономерный финал любой трагедии, но, с другой, – любое абсолютное начало всегда требует радикального конца. Через процесс воссоздания появления мира, его существования и завершения происходит возвращение к истинным истокам, в которых всегда заложена невероятной силы энергия, необходимая для нового сотворения. Если мир нельзя исправить, его можно создать заново. Потому и гибель индейцев майа, и уход Текулихуатцин «по дороге к звездам» оставляет нас в конце спектакля лицом к лицу с зарождением очередного мира: «Зеркало отражает мой образ, возникающий, меняющийся, побеждающий пространство и время. Неужели я – провозвестница новой расы?», – произносит дочь конкистадора и индианки. Конец – всему начало.
В “Indian Queen” почти все время приходится балансировать между божественным светом и разрушительной стихией. Может быть, потому что в глубине своей и то, и другое грозит человеку гибелью, если он не успеет «приспособиться» к новой реальности – будь то хаос или абсолютная гармония.

Если Курентзис и Селларс хотели создать ирреальный театр, то им это удалось.
Из этой музыки выходишь весь израненный. Любовью и небом.
Из этой музыки выходишь, осознавая всю хрупкость жизни человеческой и одновременно с этим собственную способность к выходу в бесконечность.
Из этой музыки выходишь на целую жизнь вперед. И она уже больше никогда в тебе не закончится. «Ибо где сокровище ваше, там и сердце ваше будет» (Мф. 6:21).

“Indian Queen” – вещь, которую нельзя объять всю сразу. В неё можно попасть, как в поток. Вынесет на другой берег инобытия. И там, в глубине и тишине, срастаться с ней постепенно, проникая всё дальше вглубь и вверх, и все ближе к самому себе, потому что “In Lak’ech” («Ты – это другой Я»). Так рассказала вернувшаяся с того берега душа.

Мир – бездна бездн. И каждый атом в нем
Проникнут Богом — жизнью, красотою.
Живя и умирая, мы живем
Единою, всемирною Душою.
(И. Бунин)

У «Золотой Маски» не так часто случаются идеальные номинанты.
«Королева индейцев» Перселла-Курентзиса-Селларса – один из них.

Елена Немыкина, специально для MUSECUBE
В репортаже использованы фотографии Алексея Гущина Пермского театра оперы и балета