Новых прочтений, интерпретаций, версий Достоевского никогда не бывает много. В работах великого вневременного классика каждый раз обнаруживается нечто особо актуальное, точное, болезненное. Особенно интересно, конечно, позволить прикоснуться к отечественной сокровищнице человеку совсем иной культуры и ментальности. И БДТ стал тем местом, где подобный смелый эксперимент оправдал себя целиком и полностью.

Режиссер Мотои Миура представил свое сценическое прочтение  романа «Преступление и наказание»  как «сны и страдания». И действительно, перескакивает повествование с одной точки на другую, словно в беспокойном болезненном сне, в мучительном вязком кошмаре. Но единая ниточка-связь не рвется, не отпускает до самого конца. Постфактум разбирает по косточкам жизнь свою Родион Романович Раскольников, благо, на каторге времени предостаточно. Раз за разом безжалостная цепкая память воскрешает в нем самые мучительные эпизоды. Выйти из этого замкнутого круга совершенно не представляется возможным. Колесо сансары делает очередной оборот.

Спектакль стартует в произвольном порядке перемешанном и особым образом закольцованным нестройным полилогом из отдельных назойливо повторяющихся фраз и восклицаний «А!О!» (то ли это звуки боли, то ли сладострастия – не разобрать). В этом есть внезапно что-то даже такое хармсовское, нарочито абсурдное: герои спускаются-поднимаются по лестницам, открывают-закрывают многочисленные двери, множат странные жесты, издают малопонятные звуки. Жесты. Кстати, о них. Язык тела тут невероятно важен, он становится самостоятельным явлением, приемом, методом. Коленопреклонение как ключевое ведущее действие одинаково отсылает и к христианству, и к японскому этикету. Неприкаянный Родион Романыч то и дело размахивает вытянутой рукой, словно бы пытаясь сделать харакири. Иногда же он бьет себя ребром ладони по голове – кажется, это продолжаются в нем фантомные удары рокового топора. Соня то и дело распахивает широко руки, готовая ко всему, даже к самому страшному. Беспрестанно крестятся здесь практически все женщины, больное лицо Катерины Ивановны искажено отчаянной гримасой и перекошено в страшной усмешке (очевидно, из диагнозов тут не только чахотка!).

Мнимая какофония вырванных из контекста фраз на самом же деле – весьма логически выстроенная пунктирная линия повествования. Главное, дождаться момента, когда этой реплике должно прозвучать, и тогда абсолютно все встанет на свои места, и ребус будет разгадан. Закольцованы слова, шаги, жесты, вызывая у части публики необъяснимое раздражение. Но эта история и не обязана вовсе быть уютной и приятной. Острый внутренний дискомфорт, разъедающий Раскольникова подобно ржавчине, здесь имеют возможность испытать и зрители.

Сценография точно воссоздает петербургскую атмосферу: кирпичные вековые стены с венами глубоких трещин, лестницы, двери – сводящий истинно с ума лабиринт. Но к концу и он отступит на задний план, оставив главного героя наедине со своей неутихающей болью, с неискоренимой неприкаянностью.

В важнейшей по смыслу и эмоциям сцене чтения Соней Мармеладовой Евангелия, кажется, священному вовсе и нет места. Напротив, это больше напоминает сеанс экзорцизма: вот-вот из героев прорвутся наружу самые что ни на есть бесы. Сонечка извивается в нервическом припадке, голос ее нестройно дрожит и колеблется, лицо то и дело искажается болезненной гримасой. Желтым билетом Сони  выступает сам ее наряд, но тонкая зеленая кофточка  – вполне себе символ слабой надежды на избавление от нескончаемых мук.

Баланс второстепенных героев выстроен здесь идеально: до поры до времени никак не проявляет себя Порфирий Петрович, но зато потом берет реванш, лицемерной шепелявой мразью изображен Лужин, обаятельным злом представлен Свидригайлов, настоящим внезапным спасителем является Лебезятников то и дело из нижней части сцены, словно бы из преисподней, возникает омерзительно пьяный Мармеладов. Блестяще и мастерски выполнены главные роли: с трудом верится, что Александра Соловьева (Соня Мармеладова) – актриса из стажерской группы. Замечательно и подробно воплощает центральный образ Раскольникова Геннадий Блинов. Здесь он то ли подросток, который не отбунтовал свое в положенное время, то ли одинокий усталый самурай, который шел своим непростым путем и проиграл. Проиграл. Впрочем, он обрел родственную душу на этом Пути, а это дорогого стоит.

Марина Константинова специально для Musecube