В середине весны в Театре музыкальной комедии состоялась премьера музыкального спектакля «Я ненавижу Гамлета». По сюжету молодому востребованному артисту, звезде сериалов, выпадает шанс попробовать свои силы в самой главной роли мирового театрального репертуара – сыграть Гамлета. Подготовить юношу к дебюту берется его старший товарищ по цеху – некогда известный актер, блиставший в этой роли. Незадача в том, что продюсер звезды против театрального эксперимента, а потенциальный наставник – призрак.  

Главные роли в премьере сыграли Сергей Перегудов и Сергей Мигицко – многолетние партнеры по сцене Театра имени Ленсовета, оказавшиеся на новой для себя территории музыкального театра и, спиной к спине, блистательно выдержавшие это боевое крещение. О том, как важна «актерская сцепка», и что из биографии персонажа вошло в резонанс с личной, мы поговорили с Сергеем Перегудовым в день премьеры.

— Вы не первый раз принимаете участие в музыкальном проекте, но впервые – на сцене Театра музыкальной комедии. А доводилось ли бывать здесь в качестве зрителя?

— Неоднократно. Я видел мюзиклы «Бал вампиров» и «Джекилл и Хайд», и даже спектакль «Аладдин», в котором играл мой однокурсник Дима Лысенков. Многих артистов этого театра давно и хорошо знаю – и Лену Газаеву, и Наташу Диевскую, и Ваню Ожогина, с которыми мы работали в других проектах. А, кроме того, я ведь учился на Моховой параллельно с Мананой Гогитидзе. В 1999 году мы одновременно поступали к одним и тем же мастерам. Только она прошла к А. Куницыну и Г. Барышевой на музыкальный курс, а я – к Владиславу Борисовичу Пази на драматический. Получилось, что весь летний период отборочных консультаций мы провели вместе, и с тех пор сохраняем наши дружеские отношения. А ведь уже 24 года прошло!.. Получив приглашение сыграть в новом спектакле Театра музыкальной комедии, я очень обрадовался, что мы, наконец, можем поработать вместе.

— Ваше знакомство с репертуаром театра всегда обусловлено участием ваших друзей-коллег?  

— Нет, совершенно нет. Вектор моего зрения очень разный. Я вообще стараюсь бывать на разных постановках – и драматических, и оперных, и балетных. В случае с Театром музыкальной комедии просто не было пока удобного случая, чтобы познакомиться с другой стороной репертуара кроме мюзикловой. А между тем мне было бы очень любопытно посмотреть классическую оперетту.

— Даже сейчас, будучи чрезвычайно занятым съемками и репертуарными проектами в родном театре, успеваете побыть зрителем?

— Сейчас, конечно, гораздо меньше. А когда был студентом и в первые после учебы годы очень много ходил по театрам. Наш мастер говорил так: «Смотрите, впитывайте, через это и в вас что-то попадет». Уверен, он прав: странно пытаться творчески расти, замыкаясь на себе любимом. Никуда не сдвинешься.

— Участие в музыкальном спектакле для вас не было испытанием? На сцене своего родного театра, например, в спектакле «The Demons» вы поете.

— Это совсем другое. Сравнивать невозможно. Хотя, во время учебы в Академии у нас был студенческий спектакль «Кабаре». Его музыкальным руководителем и дирижером, между прочим, был Алексей Нефедов, в руках которого сегодня все мюзиклы музкомедии. С этого спектакля и началось мое знакомство с миром мюзикла. Но, во-первых, это было давно, а во-вторых, там был занят весь мой курс, и вокальная нагрузка была распределена между всеми практически поровну. И по сути, это было все-таки драматическое пение. В профессиональном музыкальном театре, как я убедился, схема сценического бытия выстроена совершенно иначе. Меня это волновало, конечно – ну, не могу я в чужой монастырь прийти со своим – драматическим – уставом.

— А от кого поступило приглашение?

— От Алексея Нефедова. Поскольку спектакль музыкально-драматический, мое драматическое пение показалось допустимым. Ну, и со стороны драматической, наверное, мои навыки оказались полезны…

— В пьесе ваш герой – востребованный сериальный актер, что вполне соответствует и вашей профессиональной биографии. После знакомства с либретто не возникло ощущение дежа-вю – в вашем актерском опыте не возникало таких ситуаций?

— Ситуация, в которую попадает герой, несмотря ни на что, хорошая. Она располагает к творчеству, наталкивает на размышления как нас, актеров, так, надеюсь, натолкнет и зрителя. Главный посыл, который мы пытаемся донести со сцены, что история эта не про актеров, не про абстрактных медийных людей. Через призму театра мы заявляем, что все, что разворачивается на сцене, может быть про любого из тех, кто в зале – не важно, какая у тебя профессия – водитель ли ты троллейбуса или руководишь футбольной командой. Важно, ради чего ты делаешь свое дело – ради денег или ради своей любви к троллейбусу и футболу. Если хочешь заработать, это одно… В нашем спектакле очень много ответвлений для анализа, размышлений помимо сюжетных перипетий.

— Никуда не денешься от того, что зрители смотрят на сцену и видят тех – вас, актеров, – кто прошел уже путь героя от осознания сиюминутности славы к пониманию истинной ценности профессии. У вас была такая точка, которая заставила вас оглянуться на то, как развивается ваш путь в искусстве?

— Безусловно, да. Уверен, эти «качели» испытывают на себе многие.

— Как быстро это произошло – в театре или в кино?

— Скорее, после того, как я начал работать в кино. До этого я успел довольно серьезно потрудиться в театре – и слава богу за этот опыт! Если бы кино пришло в мою жизнь раньше театра, вряд ли мне захотелось бы променять такое щедрое и легковесное ремесло, которое не требует таких затрат, как театр, – временных, душевных, физических…   И особых меркантильных выгод (не говорим про антрепризы или отдельных артистов), кто бы что ни говорил, работа  в театре не приносит. Тем не менее, несмотря на все эти странности, театры продолжают существовать, а актеры сохраняют преданность им. Стало быть, театр жив. И держится он именно на преданности служащих ему.

— Вы больше 20 лет в театре… Не испытываете разочарования в нем?

— Если считать с 1999 года – 24. Конечно, слепого восхищения сейчас нет. Хотя периоды были разные, положа руку на сердце, было время, когда он надоедал. Но надо осознавать, что это нормально. Впадать в панику и предпринимать какие-то резкие решения в связи с этим точно не стоит. Есть много примеров, когда артист делает выбор в пользу кино, и частенько не в свою пользу: кино сегодня есть, а завтра нет. Меня часто спрашивают, что ближе – театр или кино? Но этот выбор невозможен. Это то же самое, что выбирать между курицей и тортом.

— Вы артист театра, в котором много лет формировалась эстетическая картина мира Юрия Бутусова. Можно ли сказать, что спектакли этого режиссера сформировали вас как актера особого типа?

— Да. И я очень благодарен ему за это. Но базовая актерская школа у меня все-таки более широкая. Мастер нашего курса – Владислав Борисович Пази – был режиссером классического направления. На этой классической школе мы и учились. И «Кабаре» выпускали в этом ключе. Таким же классическим был наш дипломный спектакль «Сотворившая чудо», который сохраняется в репертуаре все 24 года. Но спектакли Юрия Бутусова – это отдельный мир, который расширил мой актерский диапазон, благодаря чему я могу многое… В том числе, принимать участие в нетипичном для меня проекте – музыкальном, в котором, цитируя моего персонажа, «рядом со мной актеры, которые знают, что им делать, знают, как брать верхнюю соль»… Так что в какой-то момент я немного расслабился – не вся вокальная нагрузка лежит на мне, и рядом есть те, кто поддержат и компенсируют что-то в моем исполнении…

— Тут важен и партнер, с которым вы выходите в одном проекте – ваш коллега по сцене Театра им. Ленсовета Сергей Мигицко.

— Уверен, нас соединили в этом дуэте не случайно. Ведь мы 23 года на одной сцене и знаем друг друга как облупленные. А в этом спектакле очень важно цепляться друг за друга не только через текст, но и на другом уровне – эмоционально, психофизически. Мы поняли это после первых больших репетиций, после генерального прогона. И чтобы спектакль не стал просто сюжетно-информативным, важно сохранять человеческую живую энергию в нем.

Например, в одной из сцен мы с Сергеем Григорьевичем читаем фрагмент из спектакля «Фредерик, или Бульвар преступлений», шедшего в нашем театре и в котором я студентом принимал участие: «… публика, с которой можно жизнь прожить и смерть принять, как великий, гениальный Мольер». Этот экспромт родился у нас почти одновременно, когда по сюжету потребовалась некая репетиционная сцена между нашими персонажами.

— То есть  вы привнесли в спектакль актерские ситуации из личного опыта?

— Такую задачу ставила перед нами режиссер Ольга Прихудайлова. Для нее очень важны были наши взаимосвязи, главные из которых существуют на невербальном уровне – глазами, мимикой, жестами – то, что называется «актерская сцепка». И это самое ценное в театре – то, что должен почувствовать зритель.

— Сейчас вы довольны своей актерской судьбой?

— Грех жаловаться. Хотя, некоторые, общаясь со мной, не перестают указывать на упущенные возможности – мол, давно бы уже в Москве закрепился. Я считаю, что на все есть свой промысел. Сколько дано, столько и получишь. Я работал у Марка Захарова в Ленкоме два года – такой опыт у меня тоже есть. Но он так и остался опытом.

— Вы проваливались на сцене или на киноэкране?

— (Смеется) Проваливался прямо под сцену! Ситуации бывали разные – а у кого их не бывало? Все тоже очень субъективно: для кого-то одна забытая фраза – провал. А для кого-то провал – не вышел на пол-акта. Требовательность к себе неплохая вещь, но и самоуничижением не резон заниматься. Во всем хорош баланс. Я стараюсь трезво отдавать себе отчет о ситуации.

— Возвращаясь к «Гамлету» – а вы мечтали когда-нибудь исполнить эту роль?

— Принято считать, что этот персонаж заключил в себе все самые сложные вопросы – этакий апофеоз актерского бытия, актерской жизни… Но я всегда был убежден, что все это можно попробовать проявить и в образе Дон Кихота, и в короле Лире…«Гамлет» – это всего лишь человеческий крик.

Почему «Гамлета» до сих пор ставят? Потому что вопросы, поднимаемые в этом произведении, вечные. Потому что людей – какая бы ни была внешняя ситуация – не переделать, они живут одними и теми же страданиями, радостями, грехами, глупостями из века в век. Ничего не меняется. Текст «Гамлета» про вечные ценности, и вопрос в том, что из этих строк оказывается в данный конкретный момент созвучно времени.

Но я уверен, можно достичь важной цели и через другие слова другой роли.

И зритель это почувствует, если ты будешь говорить про себя, свои больные мозоли.

— У вас в репертуаре есть спектакль «Академия смеха», который очень созвучен времени…

— Это буквальное совпадение, абсолютно совпавшее с историческими событиями, которые мы сейчас переживаем, но совпавшее случайно, потому что премьера состоялась до начала этих событий. А пьеса и вовсе 1996 года.

Я про другую актуальность и болезненность. Я даже немного расстраиваюсь, что ее так буквально воспринимают зрители, считая нас глашатаями сегодняшнего дня. Но мы не об этом. Мы о более глубоких и ценных категориях. Ценность настоящего театра не в злободневности, а в том, чтобы сподвигнуть зрителя думать.

— Какому зрителю адресован спектакль «Я ненавижу Гамлета», на ваш взгляд?

— Могу предположить, что это будет молодой зритель, который готов откликнуться на провокацию, заложенную в названии. Сам «Гамлет» – неподъемная глыба, а тут еще и такое острое чувство к нему… У нас вот в театре имени Ленсовета идет «Гамлет» – четыре часа, три акта. И я прекрасно понимаю, что не только для нас, исполнителей, пережить эти четыре часа в спектакле – тяжелая работа, но и для зрителей. Но ведь идут и смотрят… Значит, это кому-нибудь нужно…

Дина Калинина специально для Musecube