В апреле сего года в театре «Приют комедианта» состоялась премьера «Леди Макбет Мценского уезда», поставленная Дмитрием Егоровым, главным режиссером «Этюд-театра».

Несмотря на то, что название спектакля целиком заимствовано режиссером у Н. С. Лескова, в основу постановки легло не только одноименное произведение классика. Жуткая история преступлений купчихи Катерины Львовны вплетена здесь в канву прочих криминальных событий города. Так, сцены событий в купеческом доме Измайловых перемежаются сценами в местном отделении полиции: следователь зачитывает приговоры осужденным, знакомя зрителей с изнаночной стороной жизни уезда. Возникает ощущение, будто перед глазами пробегает череда снимков, и вдруг глаз выхватывает один, и мы подносим его поближе, чтобы лучше рассмотреть. И если знакомство с историями прочих действующих лиц происходит поверхностно – сухим официальным языком уголовных дел, то трагическая история Катерины Измайловой предстает перед нами в виде зарисовок отдельных событий, ставших знаковыми в ее жизни. Совпадение ли, что когда Лесков писал свою «Леди Макбет Мценского уезда», он задумывал, что это произведение будет первым из серии очерков о местных персонажах? Стоит особо отметить тот факт, что в спектакле использованы тексты реальных уголовных дел середины XIX века. Тягостная обстановка угнетенности достигается благодаря декорациям – основная часть сцены оформлена как камера. Только в первой сцене, когда Катерину приводят на смотрины, железные прутья клетки, в которую вскоре превратится для нее дом будущего мужа, замаскированы тканью — светлой, как и одетая на девушку сорочка, которая словно указывает на чистоту и невинность, с которыми она пришла.

События в купеческом доме и на каторге, свидетелями которых становятся зрители, обнажают незаживающие язвы на теле общества, среди которых – бездействие и безучастность человека в ответ на несчастье ближнего. Аксинья, например, не говорит ни слова на происходящее в доме хозяев – лишь молится сильнее прежнего образу, который, как положено, занимает красный угол в доме. А как красноречиво отворачивается от сокамерниц, укутываясь с головой в одеяло, Фиона, одна из каторжанок, когда накаляется атмосфера в камере — Катерина понимает, что Сонетка стала любовницей ее Сергея! Зрителю будто говорят: «Смотрите, как ведут себя эти люди – таков их обычный ответ на беззаконие и беспорядок вокруг». Пока ужасы, творящиеся вокруг, не затрагивают человека лично, ему легче отрешиться от реальности, чем вмешаться. Во многих сценах, подобно зрителю, следователь занимает позицию наблюдателя. Испытывая горечь и неприязнь, которые буквально написаны на ее лице, она сидит за столом, в тени сбоку сцены, будто бы обязанная следить за действиями персонажей, но не в силах вмешаться. И даже в те моменты, когда читает вслух уголовные дела, когда ее голос и резкие отрывистые движения все равно выдают переживаемые эмоции, ни на шаг не отступает она от официальных формулировок, не произносит ни одного лишнего слова. Однако именно следователь, кому должно быть закостенелым от того, что жизнь изо дня в день тычет носом в самое неприглядное, что есть в человеческих существах — эта хрупкая девушка одна осознает, какие ужасы творятся рядом и повсюду. Возможно, поэтому она, словно совесть общества, сначала поливает Катерину из графина водой, а потом и вовсе окунает головой в таз, будто желая сказать ей: «Опомнись, что ты творишь?».

Изюминку в спектакль, несомненно, вносит и представление театра каторжников в четырех действиях, которое рассказывает историю беглого заключенного со счастливым концом — это сатирическое изображение тюремной самодеятельности подобно глотку свежего воздуха в тяжелой атмосфере, нагнетенной происходящим в предыдущих сценах. Разве можно лучшим образом высвободить накопившуюся у зрителей внутри напряженность, иначе, чем смехом? Игру на контрастах, вообще, можно заметить не единожды: это и Катерина, противоречивая в своей жестокости убийцы и нежной заботе о Сергее; и следователь, так беззащитно выглядящая в своем синем платье и с такой холодной решительностью обращающаяся с уголовниками; и, наконец, упомянутый уже переход от трагедии к комедии и обратно.

Интересно, что хотя сцены насыщены звуками — проявлениями эмоций, в сценах в купеческом доме и на каторге основные действующие лица говорят немного: поступки, как всегда, красноречивее слов. Наверное, поэтому так впечатываются в сознание Катеринины слова Сергею, обозначившие своего рода отправную точку на пути обезображивания ее души: «Живая я с тобой не расстанусь».

Ася Иванова, специально для MUSECUBE

Фоторепортаж Лисы Здарова смотрите здесь