Наша встреча с исполнителем роли известного авантюриста и соблазнителя Жоржа Дюруа (центральным персонажем романа Ги де Мопассана «Милый друг») Егором Лесниковым проходит в небольшой сумрачной комнате в здании Балтийского Дома. Егор ведет себя непринужденно, легко переходит на «ты», много шутит и рассказывает смешные истории из своей жизни. Наблюдая за этим молодым актером, одетым предельно просто (джинсы, кеды, куртка) и не пытающимся блеснуть манерами, произвести впечатление, возникает легкий диссонанс: его портрет над входом в театр в образе искусителя Дюруа противоречит настоящему Егору за пределами сцены. Актер рассказывает о подготовке к роли, отношении к женщинам, о своем персонаже и о принципах, которые есть в жизни каждого человека.

— Егор, в театре ты человек новый. Расскажи, пожалуйста, как пришел в Балтийский дом?

— Я попал в театр из свободного полета. Ушел из театра БУФФ в 2014 году и два года снимался, занимался озвучкой, дубляжом и иными халтурами. Я вертелся изо всех сил. У меня были антрепризные спектакли. Но, в принципе, я всегда хотел работать в штатном театре, где есть своя труппа.

Я позвонил Марине Ароновне Беляевой (художественный директор театра-фестиваля «Балтийский дом»), пришел на встречу и сказал, чтобы меня посмотрели. Она рассказала мне, как обстоят дела в театре. Но на тот момент не было постановок, где меня можно было бы проверить. Прошло полгода. Она позвонила мне и сказала, что главный артист в спектакле сильно занят, уезжает на гастроли. Я пришел, встретился с режиссером «Милого друга» Натальей Индейкиной, она дала текст, я почитал его, пришел на следующий день. Я был очень худой в то время, и мне сказали набрать вес. Я ходил в спортзал, ел бесконечно, набрал 11 килограмм, начал репетировать спектакль.

— Получается, ты пришел под спектакль «Милый друг»?

— Да, все так. В середине процесса начался набор на «Тараса Бульбу». Меня пригласили на пробы и взяли на роль Остапа – старшего сына Тараса.

— Егор, ты из театральной семьи. Твои родители хотели, чтобы ты стал актером или это было твое решение?

— Я думаю, все вместе: так хотел я, так хотела моя мама. Она тоже из театральной семьи. Мы с детства смотрели на своих родителей. У меня совмещалась любовь к моим родителям (отец – актер Евгений Дятлов) и понимание того, что они делают. Я смотрела на маму и папу, восхищался ими, даже выскакивал на поклон в Молодежном театре на Фонтанке. Я понимал, что артисты, делая свое дело, получают от зрителя отдачу. Я бегал по театр, играл в реквизиторских цехах с другими детьми, дома много смотрел кино — у нас были замечательные фильмы на кассетах. «Фореста Гампа» я посмотрел в 6 – 7 лет, «Аризонскую мечту» — в 11. С самого детства я понимал, что люди в фильмах делают то, что и мои родители.

— Расскажи, пожалуйста, про свое поступление в институт.

— В школе я плохо учился и понимал с самого детства, что мне нравится внимание одноклассником. Когда мне было скучно, я их веселил. Меня выгоняли из класса под их смех, а я получал от этого удовольствие.

Меня выгоняли из трех школ!

Лет с 11 стал принимать участие в съемках. Знаете, когда требуется для кино ребенок, то спрашивают обычно артистов, у которых есть дети.

Тогда я понял, что надо поступать в театральный, если хочу стать артистом.

— Как умудрился туда поступить с такой неуспеваемостью в школе?

— Мне было 17 лет, это — очень тяжелый возраст. Я гулял и веселился с друзьями, все поступление летом жил один. Я хотел быть драматическим артистом, но в тот год набирался только курс Красовского Юрия Михайловича. Еще были курсы Исаака Романовича Штокбанта. У Красовского я слетел с первого тура.

У меня были стихотворение, маленькая басня и текст из «А зори здесь тихие». Исаак Романович спросил, есть ли у меня что-то смешное. Я прочел Даниила Хармса, которого очень люблю. На втором туре я выучил монолог за один день, который мне дал артист Молодежного театра, и еще станцевал. Исаак Романович улыбался и чуть-чуть хлопал в ладоши. Он провел меня на третий тур. На первом курсе я понял, что мне очень нравится учиться, это совсем не так, как в школе. Я получил пятерку по мастерству. После первого курса решил идти на драму.

В конце первого курса Исаак Романович вызвал меня и сказал посмотреть «Женя, Женечка, Катюша», почти намекнул… Конечно для парня в 18 лет это было что-то! Там играл Олег Даль – один из любимых моих артистов. Перепоступление отошло на дальний план, потому что я хотел получить главную роль в спектакле. Так я отучился, год проработал в театре БУФФ и понял, что сейчас то самое время, когда надо пробовать свои силы в драматических театрах.

— Егор, вернемся к «Милому другу». Вы с Жоржем Дюруа разные или есть похожие черты? Ты сейчас рассказываешь про свою жизнь в такой манере… Это настоящий ты или игра?

— Конечно я игруля, как и любой артист. Вот в этом мы и похожи. Жорж мимикрирует, умеет приспосабливаться к среде, к компании. И я в разных средах общаюсь, с разными людьми, и так было с детства. Я варюсь не только в театральной сфере, умею быть своим в разных компаниях.

Жорж был на войне, наверное, ему случалось мародерствовать. На войне нужно крутиться, в любой момент можно умереть: в таких условиях, в такое время моральные грани стираются. Человек на войне скорее как зверь живет. Жорж побывал в такой ситуации. Когда он вернулся в город, то не мог найти себе места в жизни, не понимал, что делать. Но Жорж был амбициозен, он считал, что достоин большего, чем бродяжничать.

— У Жоржа было обаяние, некая беспринципность. В этом вы тоже похожи?

— Нет, у меня есть принципы. И я, в отличие от Жоржа, не стремлюсь вверх. Я амбициозен только в рамках своей профессии. А Дюруа хотел на самый верх. Он нравился людям, его превозносили, это срывало ему голову.

— Каким человеком ты старался показать Дюруа?

— Я хотел показать человека, который делает плохие вещи, на мой взгляд плохие. Он переступает какие-то границы, чтобы добиться своего, но это не дается ему легко. Жорж так сильно любит себя, что переступает через других, но ему от этого не очень хорошо. У этого парня в любом случае есть чувства, как и у всех людей. Может быть, я себя чуть-чуть принес в роль: мне стыдно, когда я делаю плохие вещи.

Спектакль получился о человеке, который переступает через себя, всего добивается, но при этом чувствует опустошение внутри. Когда человек так поступает, он просто превращаешься в машину. Женщины в «Милом друге» тоже были машинами: они были хорошо устроены, у них были мужья, которые им все давали, жизнь была размеренной. И тут появился Дюруа, который не медлит, все делает быстро, получает то, что хочет. Попав в это общество, он устроил водоворот в жизнях женщин. Они стали зависимы от него.

Жорж получает удовольствие от тех ощущений, которые испытывает, делая плохие вещи.

У меня, в отличие от Жоржа, есть принципы: я, например, своим женщинам не изменял никогда, потому что хотел, чтобы и мне никто не изменял. А вот Дюруа этим не гнушался. Впрочем, может быть, и он хотел нормальных отношений, добра, быть любимым.

— На афише ты — один человек, сейчас передо мною — совсем иной. Как готовился к роли, менялся?

— Я много кокетничал с дамами, никого не слушал, делал что хотел, пытался им понравиться. (Смеется) Обычно я стараюсь этим не заниматься. Потому что, зачем нравится девушкам? А вдруг кто-то влюбится… Мне становится неловко, я думаю, что это же может к чему-то привести…

Я смотрел на мужчин, которые торчат от того, что нравятся женщинам, которые смотрят на них, как на кусок мяса. Я воспитывался мамой, поэтому серьезно отношусь к дамам.

— На афише у тебя взгляд не флиртующий. Он больше говорит о том, что персонаж себе цену знает, что считает себя выше всех.

— Может, я и правда себе цену знаю!? Я и так самолюбивый.

— В этом вы совпали с Дюруа.

— Да. Но не в такой сильной манере, не так гипертрофировано. Но это во мне есть, конечно.

— Что корректировал режиссер? Были у вас расхождения в видение персонажа?

— В принципе, мы сошлись: разбирали каждую сцену. И я старался делать то, что рекомендовал режиссер. Это и ее личная история с Жоржем Дюруа.

— Есть в спектакле сцены, которые наиболее сильно затронули тебя?

— Есть любимые сцены, где я развлекаюсь, веселюсь, например сцена с Сюзанной. Мне нравится сцена в гостинице с Мадлен, где она говорит про меня правду о том, что я жестокий, но ранимый человек. Она говорит, что я все время играю, надеваю маски, а сам внутри плачу, потому что мне больно, потому что я наплевал на всех. И попадает она довольно глубоко. Я к себе это отношу, на свой личный счет.

Мне нравится сцена с обольщением мадам Вольтер, потому что Жорж играет ней, давит на нее, на ее слабые места. Я просто кайфую от того, как она, взрослая женщина, тает, попадает в его власть!

— Каждый спектакль накладывает свой отпечаток. Что хотелось бы попробовать после этого спектакля? Или наоборот никогда не делать?

— Я бы никогда не пошел в политику. И, конечно, я вынес для себя урок: Жорж всего добился, но далась ему эта победа ужасной потерей души. Чем дальше ты заходишь, тем меньше и меньше тебя волнуют такие вопросы. И я, безусловно, не собираюсь себя так продавать, как Жорж.

Я не хочу этого.

Беседовала Алена Шубина-Лис специально для MuseCube
В интервью использованы фотографии из личного архива Егора Лесникова