«Сережа» в МХТ: Крымов, Каренина, Смольникова

Талант Марии Смольниковой настолько очевиден, что давно перестал помещаться в рамки предлагаемых для нее образов. Смольникова может играть даже табуретку, но так – что все будут рыдать. Это про нее говорили педагоги, выпуская курс в ГИТИСе в 2011-м, что были ребята и талантливые, и очень талантливые, были и настоящие звезды, а «была Маша Смольникова», которая создала какой-то свой личный театр, театр глубоких внутренних переживаний, и именно поэтому она так цепляет зрителя.

 

И потому она давно уже является музой режиссера и педагога Дмитрия Крымова, и было бы совершенно несправедливо превращать рецензию в одну лишь хвалебную оду Смольниковой, потому что «Сережа» — это успех совместного творчества. И, в первую очередь, успех Крымова, как художника.

 

Искать в «Сереже» Толстого? как минимум, не очень умно. Крымов – режиссер всепоглощающий. Он – автор, он – Демиург, а Толстой, скорее, повод, декорация, намек. Это не хорошо и не плохо, просто «Сережа» — это не «Анна Каренина», так же, как и кино – не живопись, а театр – не литература. Иначе говоря, этот спектакль имеет отношение к Толстому, но абсолютно постмодернистское. И Анна Каренина – это не образ Толстого, а образ образа, если хотите, симулякр, не будь он ругательным словом. Каренина Смольниковой прекрасно знает, кто она, но в то же время она представляет себя же образом. Иначе как объяснить появляющиеся в руках у Анны кипы инсценировки спектакля «Анна Каренина» 1937-го, в котором она же – Анна — говорит Вронскому, что ему по тексту должен ответить Каренин? И так же – ломается «четвертая стена», когда Анна внезапно превращается в героиню В. Гроссмана Людмилу, стоящую у могилы своего сына. И в этот момент и на героиню, и на зрителя вдруг, ошеломительно до мурашек, обрушивается прозрение: вот так теряют сыновей.

 

Как Анна: встреча с Вронским (Виктор Хориняк) переворачивает весь мир буквально с ног на голову, и это первый шаг на пути прощания Анны с привычным миром, в котором ее муж Каренин (Анатолий Белый) носит величественные оленьи рога («Ведь он такой выдумщик!»), ловко чинит плафоны и, в общем, «замечательный муж», а в спальне Сережи все на своих местах и чудесный вид из окна – зритель оказывается на завораживающе художественной экскурсии.

 

Но – путь Анны неизбежен. Сцена, где Каренина в действительности оказывается перед выбором, решена предельно натужно, фатально. Анна повиснет на занавесе, вырубит свет во всем зале, трижды прольет на себя чай и в итоге окажется с Вронским. Это не ее выбор, а выбор, заложенный в этот образ, выбор Крымова, выбор Толстого, в конце концов! И этот спектакль – не очередная попытка возможного оправдания действий Анны Карениной, а, возможно, способ показать то, как часто герои становятся жертвой решения автора.

 

И это не насмешка, не издевательство над Толстым. И, хоть в спектакле много «отсебятины», это «отсебятина» сугубо личная, некая рефлексия над образами, романом и – хрупкостью жизни. Сцена, которая расставляет нужные акценты – игра в бадминтон Анны и Каренина, — идиллическая картина не то из прошлого, не то из несостоявшегося будущего, в котором Анна теряет волан – она не в игре больше, но игра так же легко будет продолжаться без нее.

 

Поезда зрители не дождутся. Разве что кукольный Сережа швырнет матери игрушечный паровозик, который та горько обнимет, понимая, что ей не прорваться к Сереже. А он – кукла, в хороводе кукловодов-нянек, которые окружают Сережу мощным защитным барьером, созданным когда-то самой Анной единственной «толстовской» фразой, полной формальности: «Здоров ли Сережа?»

 

И, в конце концов, Сережа вырастает из этой куклы, но Анна не может к нему пробиться – он, будто бы следуя канону магического реализма, исчезает в кровати, растворяясь где-то в произведении Гроссмана.

 

Это не про Каренину, несчастливые семьи и паровоз. Это про выбор, который меняет все. Про решения, которые ломают мир. Про ответственность, которую каждый из нас забывает нести перед близкими людьми. Ведь разрушить – легко. Починить – почти невозможно, хоть и Каренин, в прямом смысле, пытался.

 

А что до романа – он врывается в конце вопросником от Льва Рубинштейна: вы не помните, что смешалось в доме Облонских, что смешалось у кого в доме, куда пришел этот поезд, и почему все было именно так, а не иначе? И пока Смольникова гениально читает эти вопросы, невольно возникает совсем другой ответ: это же мы несем такую хрупкую ответственность за жизнь героев. Ведь мы их помним, и потому они – существуют.

 

Юлия Зу специально для Musecube
Фотографии Евгении Окниной можно увидеть здесь


Один комментарий на «««Сережа» в МХТ: Крымов, Каренина, Смольникова»»

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Этот сайт использует Akismet для борьбы со спамом. Узнайте, как обрабатываются ваши данные комментариев.