Не так давно в репертуаре БТК появился очередной яркий и самобытный спектакль, своеобразный постскриптум к ставшей культовой «поэтической трилогии», под названием «Летов. Дурачок». В основу постановки легло творчество бессменного лидера группы «Гражданская оборона». Ближайшие показы спектакля пройдут совсем скоро – 9 и 10 июня на малой сцене БТК. В преддверии этого Марина Константинова встретилась с занятыми в работе студентами режиссерского курса РГИСИ (мастерская Р.Р.Кудашова) Алексеем Егоровым, Михаилом Кулишкиным и Аленой Волковой, чтобы узнать больше про их новую работу . Как возникла идея спектакля? За что критикуют постановку? Что произойдет со спектаклем в дальнейшем? Об этом и не только – в свежем материале.

 

– Начнем с того, как возникла идея спектакля «Летов. Дурачок». Почему творчество именно этого человека легло в основу постановки?
Алексей Егоров: Пожалуй, я начну. На самом деле, мы с некоторыми ребятами еще с самого первого курса жили вместе в общежитии и мечтали когда-нибудь сделать спектакль о Егоре Летове. Мы время от времени даже пытались показывать этюды на эту тему. А потом получилось так, что в 2017 году на юбилей Руслана Равилевича (Руслан Равилевич Кудашов – главный режиссер БТК и наставник Мастерской режиссерского курса в РГИСИ. Прим. авт.) мы подарили ему как раз книгу стихов Летова.

 

– Интересно узнать, какова была реакция Кудашова?
Михаил Кулишкин: А мы показали такой капустник: там были все любимые персонажи Руслана Равилевича: Высоцкий, Бродский, Ахматова, Параджанов. Они приходили к нему в кабинет, разговаривали с ним. А в конце появлялся Егор Летов и спрашивал: «Кто здесь главный анархист?», а все показывали на Кудашова.

 

– И он сразу увидел в этом ваши невысказанные желания?
Алена Волкова: Он увидел невысказанное желание, высказанное петицией. Придумался у нас такой документ, ходил по рукам, правда, я его, кажется, отказалась подписывать. Но многие высказали свое письменное согласие, чтобы данный спектакль появился.
А.Е.: Да, этих людей оказалось довольно много, человек сорок.

 

– А не было ли такого, что Руслан Равилевич давно мечтал о подобном, а вы решились воплотить его идеи?
А.Е.: Не секрет, что он любит творчество Летова. Не знаю, может, и были у него такие замыслы.
А.В.: Но он сразу сказал: «Если вы этого хотите – пробуйте».

 

– Очень важно, мне кажется, затронуть тему «является ли Летов маргинальной фигурой, или все же он настоящий поэт»? Не было ли у вас определенного страха /комплекса, что вы идете на сильный риск и осознанную провокацию, выпуская этот спектакль?
А.В.: По-моему, нет (улыбается).
А.Е.: На самом деле, даже если в Гугле написать «Егор Летов», сразу появится слово «поэт». Хотя сам он отрицал применение к себе подобной формулировки, предпочитая именовать себя «солдат». Лично я всегда считал его поэтом, с первых моментов приобщения к творчеству, у меня не возникало никаких сомнений на этот счет.

 

– У многих людей, в том числе и у меня, возникает некое расщепление образа Летова. Им тяжело его слушать из–за специфического звучания, вот этого «грязного» гаражного панка. А при чтении текстов как раз не возникает сомнений в летовском таланте. Есть ли подобное расхождение в восприятии творчества Летова у вас? Или его образ для вас является цельным?
М.К.: Нет, не цельный. Причем он сам говорил, что многие его тексты нежелательны для чтения кем-то другим. Некоторые же, наоборот, созданы исключительно в отрыве от музыки и предназначены для прочтения (правда, их крайне мало). Но у меня так сложилось, что вот есть несколько любимых песен, но, в целом, я далеко не все могу из Летова слушать.

 

– Еще же есть и проблема восприятия самого голоса Летова, не всем он приятен.
М.К.: Да, но ведь текст идет дальше самого автора, живет своей самостоятельной жизнью.
А.Е.: Там есть некоторые полотна, которые звучат по пятнадцать минут, скажем, «Прыг-скок» или «Русское поле экспериментов» сразу приходят на ум. Даже мне, человеку, который много лет любит Летова, тяжело на слух эти истории воспринимать.
А.В.: На самом деле, когда я впервые услышала «Русское поле экспериментов», мне просто физически стало не по себе минуте на пятой. А потом прослушала ее уже после нашего спектакля, шла по улице и вдруг поняла, что в ней содержится определенная энергия. Ты в нее входишь, и тебе становится в определенный момент даже хорошо в какой- то степени. Ловишь эту энергию протеста, которая просто выворачивает наизнанку.

 

– Нельзя не спросить, когда и при каких обстоятельствах вы впервые услышали Летова?
А.Е.: Я когда-то давно его услышал, еще в школе. В основном как-то были популярны всего несколько вещей, в частности, «Моя оборона». А однажды мой друг спел песню «Зоопарк», и я в тот момент открыл для себя другого Летова, веселого и заводного.
М.К.: У каждого есть такой знакомый, который однажды рассказывает про Егора. Иначе никак. Такой вот знакомый был и у меня в свое время, представитель другого поколения, старше лет на двадцать. Но по-настоящему углубился я в творчество Летова после знакомства с некоторыми своими однокурсниками, в частности, вот как раз с Лешей.
А.В.: У меня же все совсем по-другому получилось. Все началось с книги летовских стихов, до этого я даже и не слушала его совсем. Но после прочтения стало понятно, насколько это здорово и глубоко.

 

– Можно ли считать Летова своеобразной вневременной фигурой, раз уж прозвучало сейчас слово «поколение»?
М.К.: Конкретно с ним, пожалуй, трудно сказать. Мне кажется, личности Летова требуется еще проверка временем. Считается, что осмысляют чью-либо фигуру не современники, – это однозначно. Должно смениться минимум одно поколение.

 

– А я вам приведу контраргумент: ведь ваш спектакль можно вполне считать рефлексией на тему творчества Летова и попыткой оценки его личности. Получается, конкретно с Егором происходит какая-то спешка?
А.В.: Мне кажется, в нашем спектакле мы все же рефлексируем по поводу текста. Мы создаем художественный образ, выстраиваем структурный ряд.

 

– По поводу построения спектакля. Когда идет работа над цельной сюжетной пьесой, это одна история. А в вашем случае спектакль представляет собой набор разномастных эпизодов. Влияет ли данная особенность на сам репетиционный процесс?
М.К.: Мы, если честно, иначе работать не умеем, кроме как этюдным методом. Линейный метод пока остается в стороне. В теории, конечно, отличается. Но вот чем именно – сказать сложно.

 

– Этюдный метод для вас – удобное средство? Или вы никогда не задумывались над этим?
А.В.: Скорее, не задумывались в силу того, что просто не знали другого.
М.К.: Ну нет, так-то мы его, конечно, знаем. Просто этюдный метод удобен тем, что режиссеры дают нам возможность самостоятельного высказывания.

 

– Немного наивный вопрос. Поскольку вы еще студенты, засчитывается ли такой спектакль, как «Летов. Дурачок», за аттестационную работу?
А.Е.: По поводу оценки учебного процесса есть несколько интересных моментов. Мы представили уже два полноценных спектакля публике. И перед показом первого из них Руслан Равилевич объявил зрителям, что мы режиссерский курс. А на «Летове» не стал этого делать. Видимо, для зрителя подобная информация очень важна, она создает определенное представление о показе.

 

– Данный спектакль заявлен как постскриптум к культовой поэтической трилогии (Бродский, Высоцкий, Башлачев). И в некоторых фрагментах, в отдельных сценах вашего спектакля я нашла определенные переклички как раз с работой, посвященной Башлачеву. Я, скажем, увидела в этом концепцию, но ведь для кого-то это может показаться плагиатом.
А.В.: Плагиат – это не в нашем театре. Такое можно назвать, скорее, цитатой.
М.К.: Плагиатить самого себя? Зачем? Использование столов, как в «Башлачеве» и «Высоцком», было нам рекомендовано. Это уже традиция, позволяющая и обозначить концепцию, и обыграть пространство. Вот здесь можно сказать о том, что мы определенные детали от предыдущих спектаклей переняли. Но все же это цитата, совершенно верно, а не плагиат.

 

– Актеры Мастерской Руслана Равилевича, занятые в трилогии, видели вашу работу, высказывали свои соображения?
А.Е.: Да, видели. Каких-то явных отрицательных отзывов я от них не слышал.
А.В.: К нам на одном показе выходил танцевать Беспалов (Сергей Беспалов – один из ведущих актеров БТК, выпускник Мастерской Руслана Кудашова. Прим. авт.).
А.Е.: Точно, было такое. Алесь (Алесь Снопковский – один из ведущих актеров БТК, выпускник Мастерской Руслана Кудашова. Прим. авт.) просто в восторге от номера «Иван Говнов», это его явный фаворит.

 

– Были ли среди вас те, кто не сразу оценил идею постановки такого спектакля? Устраивались ли у вас дискуссии по поводу этой работы? О чем вы спорили?
А.В.: Лично для меня проблема состояла именно в том, что это музыкальный спектакль. Каждый должен был выбрать себе песню и сделать из нее сценическую версию. Я категорически не могла себе найти ничего подходящего. Тогда мне пришло в голову сосредоточиться на стихах. Собственно, мой этюд основан не на песенном материале.
А.Е.: Да, в какой-то момент мы все поделились на разные течения, не все были готовы называть Летова поэтом… Но это быстро ушло, схлынуло. К моменту показа никто про прошедшие разногласия и не вспоминал. Мы посмотрели совсем другими глазами на всю работу. А вообще, честно говоря, споры были очень серьезные. Когда ты любишь конкретного человека и смотришь на непосредственно связанную с ним работу, а внутренне принять не можешь – это очень тяжело. А потом работаешь над собой и понимаешь, что это просто взгляд другого человека, и он имеет право на существование.

 

– Были ли примеры, когда кто-то за время работы над спектаклем изменил отношение к Летову и изменился сам?
А.Е.: Да, парочка человек так точно.

 

– Так или иначе, но в спектакле можно выделить особо удачные номера, настоящие хиты. Какие фрагменты стали любимыми у вас?
М.К.: Я очень люблю «Домой» в исполнении Лизы Гордеевой.
А.Е.: У меня есть несколько фаворитов: тоже отмечу «Домой», на последнем показе мне очень понравилось. «Офелия», вся эта бутылочная история в ней также вызывает внутренний отклик. Но абсолютный лидер моих симпатий – « Я ненавижу женщин» (улыбается).

А.В.: «Свобода», естественно. На первых показах еще очень хорошо заходила «Некрофилия», на сцене воплощался настоящий сюр.

 

– Нельзя обойти и крайне деликатную тему. Не секрет, что Летов, наряду с другим нашим великим – Виктором Цоем – священная корова, возведенная в абсолют. За каждый кавер, будь он трижды талантливо сделан, исполнителю поступают угрозы. Не боитесь ли вы негативных отзывов и как вообще относитесь к критике спектакля? Что вы думаете по поводу этой негласной канонизации Егора?
А.В.: Да, мы встречали негативные отзывы, читать их было очень интересно.

 

– И какая в них главная претензия?
А.В.: Что это не панк! (смеется). Складывается такое впечатление, как будто люди хотели на такой максимально неформальный концерт прийти, а получили совсем другое.
А.Е.: Я помню какой-то развернутый комментарий, настоящее письмо, просто-таки петиция целая. Мощная критика всего спектакля, с подробным разбором, вплоть до качества звука.
А.В.: Звук оказался «плохой», потому что слишком хороший, не в духе Летова. И шаманизма никакого нет!
А.Е.: Да, мол, ушла вся эта гаражная атмосфера, нойзовская манера летовской игры. Часто еще критикуют меня в качестве ударника, но тут я готов согласиться: играю я пока не очень хорошо.

 

– И все же: какова ваша реакция на эти отзывы? Вам смешно, обидно?
М.К.: Насчет критики, что мы как-то «не так» исполняем «Дурачка» и хлопаем под эту песню, чего, по мнению некоторых, делать нельзя категорически, я был очень взволнован. Мы вот как раз с ребятами, с Аленой и Лешей, обсуждали данный вопрос, думали, как на критику ответить, обыграть ее в спектакле. Нам пришла в голову мысль, что к смерти же необязательно относиться со скорбью и слезами. И всеобщие эти аплодисменты: и наши, и зрительские составляют своеобразный такой шаманский ритуал.

 

– Вы готовы пойти на поводу у критики и, скажем, добавить того самого «грязного» звука?
А.В.: Есть критика, а есть дельные замечания. Вот их как раз можно взять на вооружение, проанализировать и, возможно, применить на практике. А есть субъективное мнение человека, который посмотрел спектакль, ему что-то там не понравилось, вроде «слишком чистого звука». Это уже другое.

 

– Известно, что любой спектакль – своего рода живой организм, который растет и развивается. Будет ли в дальнейшем что-то меняться в этой работе?
М.К.: Да, такое с ним вполне может произойти. Что-то рискует вылететь, а что-то появиться.

А.Е.: Если честно, у нас была еще пара задумок, возможно, они как раз придут в спектакль.

 

– Вопрос в лоб: почему же в спектакле нет песни «Все идет по плану»?
А.Е.: Там еще и «Моей обороны» нет!
А.В.: Опять же: если ты берешь текст, а он рождает у тебя какие-то художественные образы, то ты и воплощаешь их на сцене.
А.Е.: Была у нас, если честно, одна мысль насчет «Все идет по плану», но пока она остается на уровне задумки.

 

– В спектакле есть пара очень смелых и злободневных моментов. Несмотря на непростой период, который переживает театр в связи с арестом директора, вы по-прежнему ничего не боитесь и не избегаете острых углов?
М.К.: Самое страшное, действительно, то, что происходит не с тобой. Ты переживаешь за судьбу Александра Аркадьевича, беспокоишься за Руслана Равилевича. За себя не так страшно. Я не думаю, что выйду на улицу, и меня там повяжут.

 

– Но даже если отойти от ситуации «я выйду – меня повяжут». Не было ли еще в ходе работы желания не высказываться чересчур прямолинейно?
А.Е.: Все политические тексты Летова в любом случае остаются таковыми. Там и так все ясно: зачем что-то дополнительно показывать? Мы пробовали показывать какие-то явно политические этюды с обращением к прежним временам, но они как-то не получили своего развития в дальнейшем.

 

– Лично вам что дал этот спектакль?
М.К.: Денис Казачук (актер и режиссер БТК) сказал нам правильную вещь: «Песня объединяет». Я через время, обдумав его мысль, внутреннее ним согласился. На слух немного глупо звучит и напоминает какой-то советский лозунг, но это действительно так. В нашем спектакле мы наконец-то оказались вместе как курс. Было удивительное ощущение единения и счастья за то, что ты делаешь.

А.Е.: Летов и вправду знатный шаман. Мы действительно, на полном серьезе, ощущаем какую-то особую атмосферу родства. Лично мне крайне приятно играть этот спектакль. Просто находиться на сцене, даже где-то в углу, – уже большое счастье.
А.В.: Мне он помог развиться в музыкальном плане. Ты пытаешься полностью включиться в процесс игры на инструменте, поддержать ребят. Это мощная штука. А в финале – счастливейшее ощущение, что мы нашкодили, и от этого хорошо!

 

С Алексеем Егоровым, Михаилом Кулишкиным и Аленой Волковой беседовала Марина Константинова специально для Musecube

Фото Ксении Грековой