30 октября в столичном баре Grand Bourbon Street состоялся концерт группы “Xudoznik”. MuseCube встретился с музыкантами после выступления и поговорил с ними о истории группы, продюсировании и будущем российской рок-индустрии.

Как вам публика сегодня?

Вова: Отлично, очень здорово, весело!

Ваня: Неожиданно…

Вова: …неожиданно хорошая! Мы играли последний концерт где-то, больше года назад. В Москве звук в клубе часто бывает чертовски неудачный, согласитесь? Его нет. А когда ты себя не слышишь – это самое страшное, потому что у тебя нет никакого кайфа играть, и нет никакого настроения, никакого драйва. Знаешь, что меня всегда бесит в клубных выступлениях? Когда есть сидячие места, и люди сидят, едят и пьют пиво, и всегда бывает очень неприятно, потому что тогда они тебя только краем уха слушают. Мы к этому привыкли, но здорово, когда люди тебя слушают, реагируют как-то.

А как вы вообще все познакомились?

Иван: Очень смешно получилось. Мы с Вовкой вообще жили в детстве на одном этаже, и однажды я зашел к нему, а он играет с нашим другом общим Пашей на гитаре. Они учили песню Ляписа Трубецкого, учили в тот момент ба-рэ. Я захожу и говорю «Прикольно вы на гитаре играете!», а они «Ну да, прикольно играем» — типа они такие крутые, а я нет. Тогда я попросил: «А можете меня научить на гитаре играть?», на что они ответили «Да у тебя не получится!». Меня это задело, я научился играть на гитаре, пришел к Вовке и говорю «Давай группу сделаем!».

Значит ты инициатор?

Иван: Ну да. Я к нему захожу и говорю «Давай ты будешь реп читать, а я петь?». Он «Круто! Давай!». Так и понеслось.

Денис: А я жил в том же районе, где они жили, и учились мы в одной школе. Но я их узнал только после одиннадцатого класса, когда переехал в другой район.

То есть для того, чтобы узнать их, пришлось переехать?

Ваня: Кстати, этот же Пашка, который возмущался, нас и познакомил!

Вова: Мы на самом деле очень рано начали играть, нам было лет по 16. То есть уже получается пятнадцать лет назад.

Ваня: Мушкетеры!

Вова: Вообще сейчас часто так происходит, что ребята покупают себе гитары, начинают писать песни, делать ставки на программы и идут играть в клубах, давать какие-то концерты. А мы, не знаю, почему так получилось, наверное, потому что были маленькие, мы не понимали, как организовать, как вписаться в какой-то клубный сборный концерт. И поэтому все, что мы делали – это два раза в неделю проводили время на репетиционной базе, и просто как маньяки играли чужие, а потом уже и свои песни. Первые года четыре мы вообще не давали концерты, мы просто репетировали – нам было в кайф приходить на репетиционную базу. Но надо понимать, что это был примерно девяносто девятый год, Строгино. Расскажу одну историю – у нас была очень клевая репетиционная база, которая располагалась на 4 этаже школы. Я не знаю, как наш знакомый договорился со школой, чтобы устроить там репетиции. Но нам было просто весело приходить туда, тусовать, причем этот друг был реально фанат музыки, фанат аппаратуры, потому что на то время у него была одна из крутейших баз в Москве. Там играли все топовые рок музыканты на тот момент, такие как Би-2, Сплин, Тараканы. Они приезжали на базу, мы с ними тусовались, слушали, что они играют – взрослые, уже известные музыканты. Это было такое маленькое комьюнити.

Как пришло название группы? Вы же были то просто Художники, то Мертвые художники.

Вова: У нас с другом была идея сделать электронный проект. А поскольку это была чисто электронная штука, неживая, а у нас уже тогда была группа Художник, мы решили назвать это, в шутку, Мертвый художник. С тем смыслом, что есть живая музыка, а есть электронная. И мы вообще планировали это не выпускать, не выкладывать в сеть. А в какой-то момент так случилось, что мы давали друзьям записи, и они слили эти демки, треки в сеть под этим названием. И просто началась путаница. А так название у нас всегда было Художник, потому что мы в какой-то момент думали придумать какое-то крутое длиннющее англоязычное название. Но потом решили, что реально все самые крутые группы называются просто – например, Кино, Аквариум. Ну какой вменяемый человек назовет группу Аквариум? Но материал меняет восприятие названия. В девяносто восьмом году, когда я жил в Польше, мне попал в руки сборник, там была одна из песен исполнительницы Земфиры. Я подумал, что сейчас будут какие-то цыганские романсы, а включаю, а том начинается «Вороны-москвички»… И меня просто убило, я понял, что это очень круто! И это тогда еще не вышел ее первый альбом. Мы стали думать, какие есть простые слова. А художник – это клевое слово, мы все его воспринимает не как живописец, а как основатель. Самое важное, чтобы ты мог привнести какую-то красоту людям. Если ты несешь людям красоту, то это значит, что ты хочешь где-то к 40-50 годам приблизиться к настоящему искусству. А ждать осталось не так долго. Нам как-то зацепилось это слово, и мы решили, почему нет? Пусть будет Художник. По-русски так, по-английски Artist. Денис, поговори немного, а то у меня уже горло болит.

Я только хотела задать вопрос про вдохновение, а Денис у нас, по-моему, только играет, а не пишет.

Вова: Нет, почему? Денис много музыки к песням написал.

Денис: Ну да. А вдохновляет все. Естественно, чужая музыка, то, что слушаешь. Потом как-то откладывается в голове, и сидишь играешь. Вообще, в основном все сочиняем на репетициях. Когда кто-то опаздывает, вот, например, тот товарищ, который много говорит, мы просто играем всякую ерунду, а потом «О, класс, класс! Давай запомним!». Приходит Вова и говорит «О класс! А я уже текст придумал!».

А тексты только Вова пишет?

Вова: Что-то я, что-то Ваня. Мы вместе спорим, обсуждаем. У меня очень много источников вдохновения. Если говорить о русской музыке, то это от Лакмуса и Дельфина до той же Земфиры.

Денис: Я не знаю, что меня конкретно вдохновляет, потому что наша музыка, по крайней мере, вот эта, достаточно тяжелая, а я все детство слушал Иванушек. Мне нравится у них песня «Где-то». Первый альбом, когда еще Сорин был… Не знаю, почему меня потом потянуло в тяжелую музыку…

А потом снова в поп-музыку… А ты, Вова, чем еще занимаешься, пока они работают в другом коллективе? (примечание: Денис и Ваня – гитаристы известного поп-исполнителя)

Вова: Я вообще фотограф. Я снимаю фото и видео. Изначально я — журналист. Потом я стал фотографировать для разных изданий.

Все ваши видео ты придумывал и продюсировал?

Вова: Мы их придумали вместе, но часть делал я сам, а часть – бывшая девушка Вани. Она снимала нам в 2007-2008 году «SuperSonic». Весь этот клип состоит из фотографий. Мы реально снимали двое суток, двое суток мы сидели в этой комнате, потому что это каждый кадр сделан на фотоаппарат, и тогда мы отсняли около 15 тысяч снимков. Она его монтировала полгода, то есть это адская была работа, но это было здорово. Другое дело, что мы его как-то не продвигали никуда, даже не пытались отдавать на телевидение.

А какой-нибудь клип у вас был в ротации?

Вова: Кстати, у нас на A-one был “SuperSonic”. Когда он еще крутил рок музыку. Последние года два мы ничего не снимали и вряд ли будем. Я не чувствую потребности в этом, потому что в интернете можно просто выложить какой-то вирусный ролик с концерта. И это работает гораздо лучше, чем потратить кучу времени, сил и денег на съемку клипа. Кто в интернете смотрит видео? Это в основном офисные работники, которые между делом сидят в соцсетях и слушают музыку. Сейчас в сети лучше идет live, и снимать в принципе не нужно. Это как с альбомом. Никто не покупает их, никто даже не скачивает их за деньги. Имеет смыл сделать какое-то промо перед концертом, выложить несколько песен. Мы поэтому так и делаем – у нас интернет-синглы.

Какие планы на будущее?

Вова: Я убежден, что года через два мы проснемся в прекрасной новой стране, где будет нормальная рок-сцена, которая не будет наполнена европейской культурой. Я думаю, будет примерно такой же бунт, как был в середине девяностых. Всегда все циклично.

Денис: Ты имеешь в виду на рок-музыку?

Вова: Я имею в виду не обязательно рок-музыку, я имею в виду яркие культурные явления. Потому что когда изменится политическая обстановка, тогда изменится и музыкальная культура. Все, что мы проходим сейчас, мы проходили в 80х годах. Мы так же сидели по маленьким квартиркам…

Денис: Классно так звучит, что мы это проходили в восьмидесятых. Ты восьмидесятого, я восемьдесят четвертого года рождения (смеется).

Вова: Нет, я не это имею в виду. Наши рок-музыканты все это проходили уже, всю эту историю. Когда все не было на какой-то официальной сцене, телеканалах, а было подпольно. Тогда, в какой-то момент, когда началась перестройка, и было выгодно показать, что у нас существует рок-музыка. Появились рок-группы в Питере и Москве. Не секрет, что это курировалось КГБ, просто потому что на тот момент было выгодно показать Западу, что у нас есть независимая музыка. Если это будет выгодно людям наверху, то есть возможность появления новой серьезной рок-сцены. И я верю, что это произойдет. Сейчас очень важно не терять форму, важно не сдаваться и не терять голову. И в этом смысле, занимаясь музыкой, нельзя рассчитывать на быстрый успех. Работать, работать, работать и делать хорошую музыку.

На самом деле странно, почему у вас не настолько обширная аудитория, потому что это очень популярно.

Вова: Потому что мы очень варимся в своей тусовке, в своей среде. В принципе мы очень оторваны от музыкального рок-комьюнити.

Денис: На самом деле мы просто музыканты и мы не умеем себя подавать.

Вова: Это второй момент. Во-первых, есть ситуации, когда ты просто общаешься, тусуешься на совместных концертах и иногда это само происходит. Во всяком случае, на клубном уровне. Мы очень оторваны, и мы варимся в своей среде. А второй момент – это действительно, мы не умеем себя подавать.

Денис: Мы музыканты, а этим должен заниматься сторонний человек.

Вова: Музыкант должен писать песни и их играть, а донести их до публики должен менеджер или продюсер. У нас в стране я не знаю каких-то внятных продюсеров, специализирующихся именно на рок-среде. Если мне кто-то покажет человека и скажет «Вот этот человек – отличный продюсер», я с удовольствием дам ему наш диск. Но я просто не знаю таких людей, я их не вижу в медийном пространстве. Есть прекраснейший Олег Нестеров, он периодически занимается продюсированием хороших артистов, но он все-таки больше сторонник лёгкой музыки, а это немножко не о том, что делаем мы. Есть с другой стороны Лёня Бурлаков, но мало кто знает, что, после Земфиры, у него было много других проектов, но они не выстрелили, потому что он человек эпохи девяностых годов. Был прекрасный Макс Фадеев, который занимался Линдой, но и он сейчас занимается совершенно другой историей. Надо понимать, что мы уже взрослые люди, нам уже всем по тридцать с лишним лет. Нас не надо уже лепить, мы сформировавшиеся люди со сформировавшимся знанием. Мы были готовы с кем-то дружить, если говорить о продюсировании как о менеджменте, а не «Давайте сделаем здесь гитару тише, тут громче, а здесь ты вообще не будешь петь». Такой истории не хочется. Надо понимать, что толковых менеджеров, людей, которые бы знали эту нишу, очень мало.

Денис: Да и, собственно, этой ниши как таковой не существует. Я вот не знаю ни одной группы, кроме «Tracktor Bowling” и “Louna”, кто бы собирал большие сцены. У нас просто нет рынка.

Вова: Да, таких действительно практически нет. А если и есть, то их знают в определенных кругах. А если говорить о массовом, о группах, которые собирают ну не стадионы, а, по крайней мере, большие московские клубы, за последние четыре года ничего не появлялось. И я абсолютно убежден, что это не случайно. Просто потому что кто-то наверху закрутил этот клапан и шестеренки начали крутиться в другую сторону. Все это вопрос менеджмента. Мы знаем, что мы играем крутую музыку и совершенно не стесняемся играть в маленьких залах. Будет другая эпоха, будет другое время, будут другие залы.

Беседовала Анастасия Жиронкина, специально для MUSECUBE

Фотографировала Анастасия Чеканова