Ленкомовский «Бег» — невероятно и запредельно красив! Многомерный и многослойный визуал постановки таит в себе множество смыслов. До встречи с этим спектаклем и вообразить было невозможно, что серый цвет может быть насколько разным, настолько не красным и настолько не белым, настолько завораживающим… Краски здесь добавляются только в азарте и безнадежности Константинополя, серый же – цвет надежды, страха, неизвестности, смерти, веры, денег и… любви. Серый – не цвет эпохи, не цвет России, не цвет отношения к происходящему. Серый – это где-то между «быть» и «не быть», между «да» и «нет», между «бежать» и «оставаться», между сном и явью. Черное ничего с белыми клубами дымной надежды рождает серую тоску и возможность выбора. Серый художника Ольги Никитиной стал героем спектакля.

Впрочем, визуал – это не только про цвет, это еще и про образность (вспомните эти слова при виде дли-и-и-и-и-инного стола, пугающей иглы и одинаковых лысых голов, выглядывающих одновременно из-за кулис всех планов).

Ленкомовский «Бег» — невероятно и запредельно музыкален! Каждая сцена спектакля пронизана звуками – далеко не всегда ноты истории, событий, героев складываются в гармоничное звучание на сцене, но здесь этот сложный пазл идеально сошелся. Кажется, можно закрыть глаза и безошибочно, полагаясь только лишь на слух, тонуть в черных каплях и росчерках нот на белой нотной бумаге вероятностей, некоторые из которых пророчат эмиграцию, предательство, безденежье. Тишина будет означать пугающую, но нестрашно представленную смерть. Гвалт перенесет в кишащий людьми и суетой азарта турецкий портовый город. Речитатив молитвы и вокализ муэдзина тоже различимы на слух. Будет музыка тотализатора, нервных болезней и выигранных тысяч долларов. Будет восторг и торжество отчаяния и риска в Париже. Будет все! Музыка Николая Парфенюка стала героем спектакля.

Впрочем, хореография — тоже музыка. Как русская тоска обрывается пляской, так квинтэссенция тараканьих бегов стала одним из ярчайших и переломных моментов спектакля. В этой сцене – вся соль булгаковских снов, вся палитра надежд и свобод. Михаил Колегов определенно заслужил постановкой этого номера свою долю аплодисментов.

Ленкомовский «Бег» — невероятно и запредельно про людей. Эти люди подписались на работу над спектаклем, понимая, что, возможно, ему не суждено будет увидеть своего зрителя. Эти люди выделяли часы в своих загруженных графиках, не имея на то свободных дней. Эти люди вдохнули жизнь в неоновое безвременье, безнадежную надежду и нелюбимую любовь. Эти люди смогли показать, каково это – не сломаться, обретая твердую землю под ногами после стольких дней качки, не потерять себя, находя — так далеко, но все еще возле — созвучное сердце и необходимую опору. Эти люди показали возможность выбора в самые темные времена, каждый из них раскрывает характер и целеполагание своего героя, в то время как все – абсолютно все – герои полярны, бегут от разного и в надежде на что-то свое.

Ясмин Мамаева, Алексей Поляков, Дмитрий Гизбрехт, Максим Аверин, Анна Якунина, Андрей Леонов (при участии многих других артистов, играющих зачастую больше одной роли) еще на генеральном прогоне представили яркие, продуманные, амплитудные актерские работы – работы настолько достоверные, что, кажется, сам Булгаков пришел бы в неистовый восторг, узнай он о таких людях: чистой и несломленной Серафиме, невзрачном и сильном оттого Голубкове, безумном в своем опустошенном отчаянии Хлудове, харизматичном и искрящемся от эмоций Чарноте, созависимой до какого-то предела Люське и бесчестном изворотливом Корзухине.

Как плоский мир держится на трех слонах и черепахе, так мощь и объем премьерного спектакля Ленкома держится на цвете, музыке, артистах и — на идее и мечте Александра Лазарева. С детских лет наблюдая своих родителей в «Беге» Андрея Гончарова (Театр Маяковского), он рано определился с выбором профессии и на протяжении многих лет размышлял о своем спектакле. Подобно великому Уильяму Шекспиру, написавшиему свои бессмертные пьесы, исходя из собственного опыта актерского существования, Александр Лазарев соединил детскую мечту и свой огромный опыт драматического артиста – и получился спектакль с настолько верно расставленными акцентами, что некогда устать за просмотром действа с внушительным таймингом, некогда рефлексировать и соотносить происходящее на сцене с окружающей действительностью, некогда проваливаться в травматические воспоминания, но есть почти 4 часа, чтобы понять всю глубину идеи именно этой постановки, именно этих образов, именно эту Россию.

Финал спектакля – оглушающий, дающий силы жить и размышлять – сподвигает познать 8 снов, описанных Булгаковым, восхититься исполинами, превращающими плоское в многомерное, и не обмануть ожидания тех, кто сквозь дым и слезы выходит под откос планшета сцены и задает беззвучно вопрос: «Что ты уловил из трагедий чужих жизней?»

Уловить достаточно лишь то, что никому не под силу заменить высшие силы, однако же этот бренный мир все же держат — в том числе — театр и люди в нем.

Ольга Владимирская специально для Musecube
Фотографии Анастасии Фолманис можно увидеть здесь