«Человек, который смеётся»: улыбка – не то, чем кажется

фото Александра Колбая
Фотография Александра Колбая специально для Сreative Lab STAIRWAY

«Только пудреница и рубаха –
Всё не возьмёшь на плаху.»
Гоголем, «Трагедии.»

Современного зрителя сложно удивить жанром чёрной комедии, яркими декорациями или постановками на историческую тематику. Продюсерский центр Creative Lab STAIRWAY бросает вызов прежде сформированным канонам и ставит музыкальный спектакль, дебютировавший в 2022-ом году по мотивам известного произведения французского романиста Виктора Гюго «Человек, который смеется».

Мюзикл во многом вдохновлён зарубежным вариантом «The Grinning Man», однако имеет свою, отличающуюся от него фабулу, которая не лишена свойства проникать в нашу повседневную жизнь.

«Может быть, и шуту однажды повезет?»

Руслан Герасименко, ранее известный как драматический актёр, вновь берет на себя роль и режиссёра, и совершенно неочевидного антигероя – никем не признанного шута Баркильфедро, эффектно появляющегося на сцене прямо из зрительного зала.

Мюзикл начинается с появления шута-нарратора, где каждая реплика насквозь пропитана иронией. К промозглому Лондону нас отсылает не только атмосфера, застелённые туманом задники, общая экспозиция спектакля и достаточно мрачные декорации, но и специфический чёрный юмор, который найдёт отклик не у каждого зрителя, но едва ли останется незамеченным.

Развёрнутый на всё сценическое пространство театра имени Гоголя, мюзикл будто бы существует между двух миров, проводя зрителя от заснеженной пустоши до стен роскошного английского дворца и даже на шумную ярмарку. Атмосфера полна контрастов и передается разительной сменой света, движением поворотного круга и яркими музыкальными акцентами. Костюмы подчёркивают происхождение каждого действующего лица и в дальнейшем сменяются от тряпичных лохмотьев до дорогих корсетов и благородных рубашек с лацканами, ещё больше погружая в исторические реалии.

В общей композиции спектакля не возникает перегруженности декорациями, они достаточно минималистичны, за счёт чего создается воздействие на ассоциативное мышление, да и в целом всё действие воспринимается, скорее, как музыкальный спектакль, чем мюзикл в привычных ему жанровых рамках.

В самом начале пространство напоминает некий синтез художественных элементов и театра теней. ЧКС во многом приближается к кукольному театру, увеличивая свой набор выразительных средств и приобретая яркий гротескный оттенок, ведь на подсознательном уровне кукла одновременно ассоциируется и с возвращением в детство и с миром мёртвых, представляя собой неодушевленный предмет. Нельзя не заметить, насколько правдоподобным получается волк по имени Моджо, который является дополнением многих сцен. Он всегда оказывается уместным, то эффектно облаивая неугодных ему, то трогательно обнюхивая действующих лиц под направляющей рукой кукольника.

Гринпейн и Дея начинают свою повесть, проводя параллель с известной историей «Красавица и Чудовище». Игра в сказку обращается в жестокую реальность, где каждый из них вынужден разыгрывать цирк уродов в маленьком деревянном театре на колёсах, собирая толпу восторженных зевак, едва ли смыслящих что-то в их судьбе.

«Для Гуинплена жить – значило вечно видеть перед собою толпу, с которой ему никогда не суждено было слиться. Глядя на него, люди смеялись. Но, посмеявшись, отворачивались.»

При переводе мюзикла на русский язык некоторые названия теряют свою очевидность и остается лишь догадываться о заложенных Гюго подтекстах, ведь имя волка, который спасает человека, дано не просто так: оно обращает к фразе автора «homo homini monstrum» (человек человеку чудовище).

Мюзикл поднимает сложные темы социального неравенства, насилия власти над человечеством, отверженности и принятия, богатства и бедности, где ценность человеческой жизни определяется титулом, а лорд не может быть подвергнут пытке, даже при обвинении в государственной измене. Не случайно эксцентричный Дерри-Мойр Игоря Скрипко впадает в отчаяние, лишаясь своего статуса, и, стирая колени, до последнего просит королеву вернуть его.

Невероятная судьба Гринпейна в буквальном смысле позволяет ему преодолеть смерть. Здесь смех выражает отчаяние, а улыбка является аллегорией боли, что подчеркивается ломаной пластикой Ярослава Баярунаса и лирикой жеста, резким перевоплощением от потерянного юноши до полного решимости лорда, для которого даже слово королевы не имеет никакого влияния на собственный выбор.

Едва ли зрителя оставят равнодушным, как и эпизодически появляющаяся мама Гринпейна в исполнении трогательной Дарьи Бурлюкало, так и Урсус Андрея Школдыченко, рассказывающий истории на любой мотив, но тяжелым бременем хранящий самую жуткую из них.

Невидящая и по-детски робкая Дея Вилены Соколовой иронично оказывается самым видящим персонажем из всех, и первая отказывается от забвения, разрушая стереотипы и формируя новые ценности.

Не меняются ценности только у королевской семьи. Первый акт заканчивается переворотом: обнаружив королевское происхождение фигляра, вся королевская свита не только перестает его высмеивать, но и буквально боготворит, как своего спасителя. Этот эффект усиливается не только словами из арии «аллилуйя, ты наш герой, мы все восхищаемся тобой» или резким затемнением с выделением действующих лиц яркими софитами, но и нарочито гротескной хореографией. Поднимающийся на самый верх деревянной стремянки Гринпейн воспринимается ими не иначе, как божество, и финальный ритмический акцент с вскидыванием рук новоиспеченного лорда не может не отсылать к религиозным мотивам.

Возникает дилемма «кто здесь на самом деле уроды?» – пара детей, обреченных на непринятие, просто потому, что они другие? Или вся королевская знать, не знающая ничего, кроме потакания собственным прихотям от чревоугодия до кровосмешения?

Эти и многие другие вопросы поднимаются в игровой форме, лишь сообщая о правилах иллюстрируемого мира, не перегружая зрителя и оставляя больше сатиры, чем почвы для меланхолии. Яркий ансамбль, гармоничное либретто, до мелочей продуманные костюмы, грим и декорации в сочетании с хоровыми партиями позволяют погрузиться в эстетику французского романтизма без особых усилий.

Неоднократный слом четвертой стены происходит в те моменты, когда его меньше всего ждёшь, тем самым искусно стирая напряжение и замещая его то чистым состраданием к героям мюзикла, то непроизвольной улыбкой.

В отличие от литературного первоисточника, мюзиклу удается сохранить баланс между драмой и тонкой сатирой. Фокус внимания не случайно смещается на шута по имени Баркильфедро, который завоевывает зрительские симпатии, даже несмотря на постоянное ворчание, закатывание глаз и откровенно алчные порывы.

При дворе шут оказывался именно тем человеком, который не боялся сказать королю всю правду и, как архетип, это персонаж несомненно свободный от социальных ограничений. Его трикстерские реплики уместно вплетаются в музыкальную реальность, погружая в захватывающую атмосферу, где даже любовная линия двух отверженных способна преобразить отвратительный мир, а лезвию шпаги вовсе не обязательно находить применение.

Богдана Первозванная специально для Musecube
Фотографии Марии Гордиенко от 23.09.2022 и от 21.10.2022 можно посмотреть здесь и здесь


Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Этот сайт использует Akismet для борьбы со спамом. Узнайте, как обрабатываются ваши данные комментариев.