Пьесу «Иванов» можно назвать знаковой для всего творчества А.П. Чехова.  Она стала первой драмой автора, поставленной на большой сцене. До этого момента Чехов был известен как прекрасный писатель-сатирик. Поэтому публика, собравшаяся на премьеру в Московском театре Корша, ожидала увидеть на сцене остроумную комедию. Тем сильнее было недоумение от происходящего в театре. «Иванова» не поняли и не приняли. Разразился настоящий скандал: «Ты не можешь себе представить, — пишет Антон Павлович брату Александру после первого представления «Иванова»,- что было! Из такого малозначащего дерьма, как моя пьесенка… получилось черт знает что… Шумели, галдели, хлопали, шикали; в буфете едва не подрались, а на галерке студенты хотели вышвырнуть кого-то, и полиция вывела двоих. Возбуждение было общее…».  

Зрители  не смогли увидеть главного героя таким, каким его задумал Чехов:  «… Иванов, дворянин, университетский человек, … натура легко возбуждающаяся, горячая, сильно склонная к увлечениям, честная и прямая…» Не честной и прямой натурой стал он для публики,  а «отъявленным негодяем, которому нет названия».  Не поняли москвичи и самой сути пьесы.  Антон Павлович видел в судье Иванова драму целого поколения «надломленных, тоскующих», живущих «без веры, без цели», но рвущихся к ним людей. Общество окрестило пьесу «глубоко безнравственной, нагло-цинической путаницей понятий».  

Внимание к произведению было привлечено, и шум вокруг «Иванова» долго не утихал. В следующие два года Чехов перерабатывает материал пьесы, в частности, меняет конец: теперь герой умирает не от внезапного разрыва сердца, а пускает себе пулю в висок. «Иванов» становится знаменитым. Споры  не прекращаются: кто-то превозносит пьесу до небес, кто-то критикует.

Сейчас такие споры возможны и о постановке  Льва Эренбурга, режиссера Небольшого драматического театра.

Встречайте: современный «Ивановъ»! После премьеры чеховского спектакля в далеком 1887 году, популярная газета «Московские ведомости» выдвигает  необычный взгляд на главного героя:  «Видеть в Иванове изображение какого-то общественного типа, якобы усмотренного и пойманного автором, совершенно не верно, так как Иванов — не новый тип, а субъект психически больной. Он совершенно необъясним, потому что пьеса отдаёт больничною хроникой душевной болезни и в ней чувствуется как бы патологическое исследование в драматической форме».  Эренбургу, в прошлом практикующему врачу, явно близка такая медицинская трактовка персонажа.

Депрессию, черную меланхолию, разлагающую каждого героя пьесы, он рисует  с помощью физических симптомов: дядя Иванова, граф Шабельский, кусает его жену Сарру. Сарра кусает графа. Юная Саша бесстыдно хватает Иванова за промежность, а Миша Боркин кусает его за язык. Вообще, персонажи Эренбурга все время или кусаются, или плюются, или купаются в резиновой ванне, спрятанной за сценой, или дерутся, или…испражняются, как граф Шабельский на свадьбе у Саши и Иванова.  

Дух упадка, меланхолии – «черной желчи» ощущается в каждом движении героев. Тот же граф в перовом акте спектакля прячется в собачьей будке, выпивает, закусывая обглоданной костью прямо из миски пса. Молодая вдова Марфа Егоровна пытается повеситься на занавеске. А Боркин вообще в первом своем появлении выходит голый, с одной лишь рыболовной сетью на голове.

Вспомним сцену объяснения Иванова с Сарой. Режиссер НДТ говорит о ее возникновении так: «…мы пробовали сцену визита Сарры. А у Чехова не написано, с чем она приходит к Иванову! И артистка принесла на этюд рыбину, Иванов ее потрошил, отрывал голову. И текст Чехова не сопротивлялся! Далее уже включилась моя фантазия — я придумал, что эта выпотрошенная рыба вдруг начинает биться в руках Иванова…». Сара стреляет в рыбу из пистолета, а затем засовывает дуло себе в рот. Можно здесь провести параллель: Иванов выпотрошил жизнь одной самоотверженной женщины, бросившей ради него семью, веру, чтобы затем увлечься другой.    

Убогое, темное внутреннее состояние находит отражение и в мире внешнем: герои неряшливы, нерасчесаны, неопрятны. Дырявые носки, затрапезная зеленая занавеска, обшарпанная лесенка – вот пространство, в котором вынуждены находиться персонажи. Но человеку свойственно тянуться к лучшему: они  постоянно говорят о том, что нужно куда-то убежать, уехать. Сарре необходимо  лечение в Крыму; Саша предлагает Иванову сбежать в Америку, а он в свою очередь, предлагает этот побег Боркину. Шабельский мечтает выиграть денег и уехать, а родители Сарры рассуждают о поездке к Красному морю. Однако, все это – праздные разговоры. Конечно, никто не предпринимает попыток что-то изменить, оставаясь затянутым в жутковатую трясину общей депрессии.  

Оказавшись на улице, после окончания спектакля, с удивлением обнаруживаешь, что выход из болота есть, а мир, оказывается, написан не тоскливой зеленоватой краской, и дела твои не так уж  плохи. Накатившее чувство облегчения заставляет улыбнуться. И уже ради этого стоит подарить вечер «Иванову».

Ира Калинина, специально для MUSECUBE

Фотоотчет автора смотрите здесь