Спектакль «В Мадрид, в Мадрид!», пожалуй, наиболее известен в репертуаре Небольшого драматического театра. Он был создан 13 лет назад по пьесе Мильяна «Цианистый калий… С молоком или без?» на основе дипломной работы студентов курса Царскосельского филиала СПГАТИ «Интерстудио». Руководитель — Лев Эренбург. Постановка исключительна и неоднозначна по исполнению и восприятию. Жанр определен НДТ как «черно-белый трагифарс».

Нарочито «испанское» начало – свет зажигается, за столом неподвижно сидят герои в черном, у женщин локоны и красные цветы в волосах. Протяжный печальный мотив разносится над сценой.
Игра в серьезность рассыпается, не продлившись и 5 минут, общим хохотом. Далее — представление действующих лиц, что по выражению драматурга, полезно и тем, у кого слаба память и тем, кто любит порядок.

«Актриса Альбанова. Играю в этом спектакле (пауза) на аккордеоне». — «Актриса Рябоконь — донья Адела, парализованная испанка. А мне нравится!» — «Актриса Филиппова, играю Лауру, старую деву»
Как заметил классик — Скучен театр, когда на сцене видишь не людей, а актёров.

Не про НДТ эти слова. Нет сомнений — перед нами стопроцентно живые люди, чувствующие и проживающие события и обстоятельства пьесы.

Итак, действие происходит в испанской провинции в вечером в День Всех Святых, накануне дня Поминовения. Семейство коротает время в ожидании кончины престарелого дедушки, который уже третий месяц глядит в могилу, но самостоятельно покидать этот мир никак не желает. Заботливые родственники продумывают план облегчения участи дедушки с помощью цианистого калия, ярко и с изрядной долей сарказма ведя застольные беседы. В планы этого «террариума родственников» вторгается приезд племянника Энрике с любовницей Мартой. История становится еще запутаннее и страшнее, завершаясь и вовсе горой трупов.

Натуралистичность и неприглядность «дна провинциальной жизни» оттеняет то светлое, что есть в героях. Они мечтают о лучшей жизни, о Мадриде, сверкающем огнями, ищут понимания и сочувствия. Их искренние реакции и забота, порой доходящая до абсурда – это желание найти человека, человека способного к участию, сопереживанию и прощению.

Нет плохих людей, есть люди, попавшие в дурные обстоятельства.

Обстоятельства пьесы заострены до предела: Лаура пожертвовала своим личным счастьем и тянет лямку заботы о старике, калеке матери и умственно отсталой племяннице; Адела прикована к инвалидной коляске, неполноценна и несчастна; Льермо объявлен бесплодным и потому лишен общения с возлюбленной; одуревший от страсти Энрике сбегает с женой лучшего друга, прихватив с собой в чемоданах останки расчлененного горемыки-мужа , Эстремадурский Сатир зарабатывает на жизнь семьи, залезая по ночам в окна чужих невест…

Весь этот болезненный, униженный и глубоко патологичный мир говорит о любви, жаждет любви.

«Любовь – это птица с во-о-от таким клювом. Она клюнет тебя в самое сердце. А если не клюнет – тут уж, брат, извини»

Лаура хранит в сердце память о поклоннике, отбывающем тюремное заключение. Льермо изо всех сил пытается добиться близости с Хустиной. Энрике лишает друга жизни ради любви к Марте. Адела грезит о поклоннике, танцуя в мечтах с ним в инвалидной коляске так, что скрежет металла не в силах заглушить бурление страсти.

Девяностодвухлетний дедушка непрестанно пытается найти Пирулу – молодую девицу передовых взглядов, которую он избрал себе в невесты.
«Любовь – это птица… в небо взмоет. Хочет вправо летит, хочет влево. Что? Она птица. Сядет и сидит, воду пьет. А те уже идут к ней, тюремщики. Они собрались в толпу и плачут крокодильими слезами. Птичка, дай им, пожалуйста, любви».

Как бы причудливо не складывались обстоятельства, преступник всегда остается в накладе.

Планы эстремадурского семейства рушатся — дедушка оказывается хитрее всех и, совершив подлог – оставив вместо себя отравленного Сатира, сбегает с деньгами и драгоценностями навстречу собственному счастью. Марта решает вернуться к мужу. Хустина лишается Льермо и подмешивает родственникам в кофе цианистый калий.

Одна чувствительная и наивная Марта, не замечает того хаоса, что творится в доме. Ни трупа Энрике, ни трупов родственников. Она поняла: «Жить надо по-божьему», никому не причиняя зла и заботясь о тех, кто тебя любит. Уходит из эстремадурского дома так и не узнав, что любовник ее отравлен ядом, а мужа уже нет в живых.

В этот момент, когда ничего уже нельзя исправить, Хустина начинает свой танец, скрюченную, безумную пляску, полную отчаяния и надежды.
«Свобода! Я буду танцы! В Мадри-и-ид!» — кричит она. И слова эти разносятся над сценой как вопль о несбыточном счастье, о земле, где все непременно будет хорошо.

Елена Зарубина, специально для MUSECUBE

Фотоотчет автора смотрите здесь.