Геннадий Тростянецкий представил свою авангардную версию произведения Андрея Белого «Петербург» на сцене Санкт-Петербургского театра музыкальной комедии. Премьера мюзикла состоялась 10 сентября 2015 года.

На сцене не был предусмотрен занавес: попадая в зал, зритель наблюдал огромные колонны в форме параллелепипеда, соединенные в экран, на котором замерла дата – 1905. Всем, в том числе и зрителям, не знакомым с произведением Белого, становилось понятно, о каком периоде в истории России пойдет речь.
Само произведение Белого изначально является прекрасным образцом модернизма и символизма. Логичное и разумное произведение режиссер превращает в сложную и хаотичную постановку, доведя ее до крайнего абсурда и гротескности. В 1922 году автор «Петербурга» сократил изначальную версию текста примерно на треть, что не мешало бы сделать и в отношении спектакля, превратив его из двухактного в одноактный.

В мюзикле сплетены различные стили: здесь и оперетта, и эстрадные песни, и марш, и водевиль, и патриотичные песни. Такое соседство не делает чести ни тому, ни другому жанру. Определенно, разнообразие создает некоторый колорит, но не делает его оттого привлекательным, интересным или уникальным. Музыка играет свою роль, живет отдельной жизнью, вплетаясь в сцены, совершенно вырванные из общего контекста. Этим грешит весь первый акт и половина второго. Дирижер Андрей Алексеев ведет спектакль в быстром, головокружительном темпе, практически не давая возможности зрителю вдохнуть или выдохнуть. Лирические партии четы Аблеуховых и Лихутиных оказываются излишне слащавы и совершенно не к месту. Музыка оглушительным бурным потоком сносит все на своем пути, кидает персонажей, а с ними и публику, из стороны в сторону, вызывая головокружение.

В пространстве сцены нет ничего, кроме огромных прямоугольных колон, которые перемещаются, наезжая на героев, словно давя их. На панели проецируются изображения, которые превращают их то в крыши Петербурга, то в огромные ворота в доме Аполлона Аблеухова (Виктор Кривонос), то в фасад дешевого отеля, из которого летят виртуальные топоры в ползущего по стене чиновника (Видеоинженер — Тимофей Мокиенко). Места действий меняются стремительно, как и все в мюзикле. На заднем плане – темнота, чернота, в которой растворяются персонажи постановки. Сценография Олега Головко проста, выдержана в мрачных тонах. В нескольких сценах появляются минимальные дополнения к панелям: кресло министра с красной подушкой, огромный стол, заставленный блюдами к завтраку, простой стул и стол, на котором один из революционеров-зачинщиков кромсает арбуз. В остальном: снег, дым, полумрак.

Денис Солнцев выставил холодный свет, который в некоторых мизансценах смешивается с теплым желтоватым, радостным, показывая новые оттенки настроения в зависимости от состояния персонажей. Во многом, только благодаря свету получается понять, в каком состоянии находится персонаж. В целом сцена, как и весь спектакль, выглядит серой, давящей и мрачной. Преобладают оттенки монохромной гаммы.

Соответствуют сценическому и световому оформлению костюмы, созданные Ириной Долговой. Серые платья-робы на женщинах и серые костюмы на мужчинах. Такова была участь простого народа: влачить свое серое существование и мечтать о свободе. «Мы для них хуже скота», — звучат слова людей. Единственным ярким элементом оказываются красные куски ткани: у женщин — платки, у мужчин – шарфы и кушаки. И дело здесь не в красоте. Красный цвет в данном контексте — это символ крови и революции. Из зрительного ряда появляется Петр Первый в венке, доспехах и плаще с высокопарной речью: «Ежели нет Петербурга, то нет ни меня, ни вас». Петра сменяют две группы людей: чиновники и большевики. На одних – цилиндры и пальто с меховыми воротниками, на других – форма. Строгость формы людей «на службе» сменяется яркими желто-горчичными костюмами гуляющей по Невскому проспекту публики. Появляется банда молодых людей и девушек в полосатых костюмах, напоминающих тельняшки или тюремную форму. Новая сцена, иной настрой и костюмы: представители сыска в белых рубашках, черных брюках-галифе, кожаных ботфортах, черных плащах, котелках и темных очках. Особое внимание привлекают наряды двух дам высшего общества: супруги Аблеухова и Софьи. Они подобны экзотическим птичкам, оторванным от реальности. Одна дама появляется в розово-голубом наряде, другая – в белоснежном воздушном платье. Разрезает полумрак сцены Красное домино, проносящееся на роликовых коньках среди танцующих на балу людей.
Режиссер по пластике и балетмейстер-постановщик (Павел Мансуров и Гали Абайдулов) закладывают в основу танцев современную хореографию, модернизированную и доведенную до нарочитой угловатости.

Громогласный хор (хормейстеры Алексей Нефедов, Евгений Такмаков) живет как единый организм, символизируя толпу простого народа, угнетаемую и подавляемую власть и положение имеющими. Пронзительно звучит детский голосок: ребенок молит маму встать, думая, что она спит на красном снегу.

Первый акт настолько тяжел для восприятия, не несет в себе никакой смысловой нагрузки и не раскрывает сути произведения, что часть публики с трудом находит в себе силы «досидеть» его до конца. Пустующие кресла во втором акте, недовольные отзывы о мюзикле в антракте говорят сами за себя. Те, кто выдержал и решил остаться, досмотреть спектакль в надежде «Может все-таки будет что-то интересное», были отчасти вознаграждены за свое терпение. Во втором акте появляется ответ на вопрос: «О чем эта постановка?» О Петербурге и о том, что идея партии не должна становиться между близкими людьми и доводить их до отчаяния, когда члены семьи превращаются во врагов. Финал спектакля становится одним огромным «фотоальбомом» или немым кино: под оглушающую музыку на панели проецируют фотографии разрушенных городов, жертв терроров, революций и войн. «Запрещенный прием» неизменно вызывает в душах людей сочувствие, боль, страх, тоску, понимание, как иллюзорно наше благополучие. Но остается открытым вопрос: кому аплодировала публика и кричала «Браво!»? Среди внезапно восторженных зрителей оказались и те, кто в антракте возмущался и называл постановку «пошлятиной». Что изменило их мнение? Возможно, аплодисменты были адресованы людям, жизни которых унесли войны и революции. Возможно, идее мюзикла, которая раскрывается в последние тридцать минут. Или прекрасным актерам Театра музыкальной комедии, которые вытянули, благодаря своему мастерству и таланту, настолько абсурдную постановку. Мюзикл разочаровывает еще более, когда невольно сравниваешь его с романом А. Белого: элегантным, глубоко психологичным и философским.

К середине второго акта выстраивается сюжетная линия, и происходит понимание того, что режиссер пытался показать на сцене. Если кто-либо из зрителей не был знаком с произведением Белого, то разобраться в увиденном было бы крайне сложно.

Второй акт во многом спасает комедийный талант очаровательной Ольги Лозовой, чей монолог помогает немного снять напряжение от увиденного и услышанного ранее. Супруга Аблеухова – это один из тех персонажей, ради которого стоит досмотреть мюзикл до финала. «Все облЯденело. И моя тощая задница прилипла… На Васильевский остров я пойду умирать. Скажите Николеньке, пусть придет, закроет мне веки!».

Второй сильный момент в спектакле – это монолог Николеньки. Владимир Садков хорош и очень убедителен в роли молодого повесы из обеспеченной семьи, который по глупости и неосторожности подписывает опасный для него договор, соглашаясь на все ради партии. Юноша, привыкший к легкой красивой жизни, вдруг обретает серьезность, когда речь заходит о жизни его отца. Особое внимание и восхищение вызывает изломанная пластика Николеньки: он словно на шарнирах перемещается и танцует на сцене, как марионетка, которую ведет невидимая рука.
Необходимо выделить игру Виктора Кривоноса и его драматический талант: его персонаж вызывает живейший интерес, неизменное сочувствие и понимание того, как тяжело лишиться всех благ, положения и семьи единовременно.

Отвратительна и затянута сцена диалога двух партийцев: жестокая, вызывающая острое чувство отвращения и брезгливости. Один партиец грубо и долго орет и бьет другого. Если цель данной сцены была в том, чтобы вызвать перечисленные чувства, эффект был достигнут в избытке.

Попытка вывести комедийно Ленина, Сталина, Троцкого, Инессу и Засулич явно не удалась: образы, решающие судьбу революции, не вызывают ни смеха, ни улыбок. Видение Аблеухова в виде Гоголя на тройке, запряженной женщинами, и Пушкина на роликовых коньках выглядит экстравагантным и нелепым, но не более.

Современный человек не может до конца прочувствовать всю тяжесть той ситуации, в которой оказались представители разных слоев общества веком ранее, что им пришлось потерять и до чего дойти: до убийства, до предательства, измены своим принципам и взглядам, потери всего имущества и положения в обществе. Тема серьезная и глубокая. И игнорировать ее нельзя. Но ставить подобное произведение в театре, репертуар которого призван дарить пришедшим радость, наслаждение от музыки и танцев, помощь в уходе от внешнего мира с его скорбями и болью — это очень странный выбор.
Мюзикл получился тяжелым и мрачным. Петербурга, как центрального персонажа, в постановке много, но не того города, который показан в романе Белого: элегантный, интеллектуальный, мистический, улицы которого «обладают несомненнейшим свойством: превращают в тени прохожих; тени же петербургские улицы превращают в людей» (А. Белый «Петербург»). Произведение Андрея Белого — это серьезный роман с философским подтекстом. Его повествование построено логично, понятно, четко прослеживаются символы и знаки, связующие вымысел и биографические элементы жизни писателя. Увы, вышеперечисленное не нашло отражения в мюзикле.

В финале Николенька произносит слова о том, что ничего не было, все был сон.

Сон, но сон кошмарный, нелепый, бессмысленный; сон, который длится два с половиной часа. Сон, который хочется скорее забыть.

Это не мистерия, не комедия, а театр абсурда, сумбур. Полный авангард, модерн не в самом лучшем своем проявлении. Это суровая политическая драма с элементами агитации. Но на фоне всех иных сильных, ярких и искрометных постановок театру можно «простить» такой эксперимент: небольшую «ложку дегтя в бочке с медом».

Стоит увидеть постановку только ради двух сильных монологов, детально проработанных и «говорящих» костюмов и неизменно прекрасной игры актеров.

Алена Шубина-Лис специально для MuseCube
В репортаже использованы фотографии Санкт-Петербургского театра музыкальной комедии.