Раскольников переехал. Петербург с его облагороженными дворами-колодцами, подсвеченным Невским и нарочито трэшевыми полуподвальными клубами стал идеальной декорацией к выходным в рашен-стайл для финско-шведской молодежи, уступив позиции места, где бредово-ложные идеи больного разума рождают чудовищ… Верхнему Уфалею. Этот город в Свердловской области — уродливая калька, с которой скопированы тысячи других городов/деревень/поселков в бескрайних субъектах Федерации. Он, как триеровский Догвилль, — ужасен. И типичен, отчего ещё более ужасен. В этом порочном круге барахтаются миллионы. ШУМ — история всего лишь одного из них. Но разве только его?
Мальчик застрелил одноклассника из-за кляксы. Крутой замес для часовой батальной сцены с участием орущих жирных тёток, брызжущих слюной и ведущего-метросексуала. Примерно так эта история и попала в поле зрения драматурга Екатерины Бондаренко, работавшей в то время на одном из ток-шоу. Почему-то она не переварила её за 2 часа вместе с ужином и не пропустила мимо и без того загруженного чернухой мозга. Говорит, из-за отца главного героя. Он так хотел рассказать о своих ошибках, в надежде, что хоть кто-то их не повторит, что добровольно пошёл на эту голгофу: ток-шоу про сына, который стал убийцей.
Только одно место в городе могло стать площадкой для подобной истории — Театр.Doc. Техника вербатим*, вовсю здесь используемая, стала идеальной основой для спектакля-разговора. В нём нет места манифестам, поучениям и громким словам. Их время упущено. Остается одно: всем вместе посидеть вот так, тихо-тихо, послушать, попробовать разобраться даже не в причинах — в ситуации: как, откуда, зачем и что делать, чтоб такого больше не было.
Пространство Дока поделено: один угол изображает убогую гостиницу, где вынужденно коротает время журналист, приехавший писать об этой истории, койка в другом — психиатрическая больница, надолго ставшая обиталищем главного героя — Вани (Алексей Маслодудов). Журналист (Михаил Руденко) что-то очень важное переживает внутри себя. Он постоянно что-то теребит, бесконечно просматривает записи интервью с жителями города. Актрисы — Алиса Поникаровская, Дарья Екамасова, Наталья Терешкова — так органично изображают средних уфалеек, бессмысленных и беспощадных, что реальность бабушки главного героя, мелькающей в этой галерее ублюдочных образов, в какой-то момент ставится под сомнение — может актриса какая…
Самый удачный образ — Пашка (Сергей Овчинников), друг Вани — типичный выкидыш этого города, где люди отупели и смотрят друг на друга враждебно и недоверчиво, где нет никаких человеческих отношений, кроме безразличного звериного любопытства.
Журналист говорит с ним: о Ване, об одноклассниках, об убитом, о девушке Кате. Просто задает вопросы, чтобы ответить на которые Паше нужно… подумать. А он, может, за всю жизнь ничего такого со своими мозгами не делал. И вот они начинают медленно, неповоротливо шевелиться, и зрители это почти физически ощущают… видят, как пьяный подросток (да, пьют они, конечно — а как ещё в Верхнем Уфалее разговор начать?) своими убогими «ну, я ж, блядь, это ж, блядь…» пытается донести, что «не потому он ему (журналисту) всё рассказывает, что водку налил, а потому, что СПРАШИВАЕТ». И когда это мучительное движение мысли наблюдаешь, страшно становится: вот он — живущий по правилам, которые диктует город, — начнёт сейчас думать и додумается до убогости своего существования… А дальше что? Либо бухать, либо стреляться, видимо.
Об этом, наверное, думает и отец героя (Владимир Терещенко), когда говорит, что в жизни его утешает единственное — он знает, как взорвать этот город.
А Ваня уже вне этого. Он свободен от Уфалея, высасывающего жизни из своих обитателей. Он выблевал его вместе с выстрелом, оставив себе только Красного Арка (героя из любимой книжки) и отца, который ходит, и ходит, и ходит к своему сыну, пытаясь понять, что тот за человек. Психиатрическая больница вполне себе надёжное убежище от города, где люди ходят без пальцев, а зимой идёт красный снег. Здесь можно мечтать.
Талгат Баталов (режиссёр спектакля) всё верно сделал, решив минимально расцветить спектакль. Из всей этой, почти кинематографичной, с длинными паузами и крупными планами, истории, медленно окукливаясь, рождается мысль: это уфалейское — во всех нас, в той или иной степени. И тут что-то одно: либо покупай ствол, либо убей верхний уфалей в себе.
* В рамках программы ООН по ликвидации театральной неграмотности. Техника «Verbatim«: есть реальная история, есть реальные люди, есть профессионалы, которые хотят сделать из этого спектакль. Как всё это связать? Интервью. Тщательно и долго выбираются вопросы, которые потом по тому же принципу (тщательно и долго) задаются актёрами и режиссёрами реальным героям. В ходе расшифровок интервью, интерпретаций дословностей и пропусканий через себя рождается спектакль. Подробней здесь: http://www.teatrdoc.ru/stat.php?page=verbatim
Текст: Стелла Татевосян.
Фото: Илья Ушак.
Добавить комментарий