Венеция – самый знаменитый и воспетый уголок, обитель вдохновения, романтики и грез. «О лебедь городов, воды и солнца брат», «невеста моря», «королева Адриатики» – каких только прозвищ нет у этого города. Как яркая звезда, она вновь озарилась над волнами вод Невы. 17 ноября музей театрального и музыкального искусства в партнерстве с XIII международным фестивалем «Дягилев. P.S.» представили выставочный проект «Любовь к трем апельсинам. Венеция Казановы — Петербург Дягилева». Вернисаж состоялся в Шереметевском дворце (Фонтанном доме).

Куратор и директор Музея театрального и музыкального искусства Наталья Метелица рассказала, что концепция этого проекта выглядела иначе до «февральских событий». Вместе с партнерами из Италии планировалась выставка «мифы и Венеция XVIII века через полотна Каналетто». К слову, работ Каналетто, Пьетро Лонги и Луки Карлевариса практически нет в российских музеях.

Но сюжет будущей мозаики вдруг обрел свои очертания и линии. Когда провели параллель между Венецией и Санкт-Петербургом, нашлось много схожих событий и личностей, или по крайней мере, значимых и революционных. Примерно так построена эта выставка – на уровне ассоциаций и параллелизма: Венеция и Санкт-Петербург, эпоха Просвещения и Серебряный век, Казанова и Дягилев. И на первый взгляд сюжет экспозиции напоминал амальгаму несовместимых явлений.

2022 год посвящен 150-летию со дня рождения Сергея Павловича Дягилева, антрепренера, популяризатора русской культуры за границей, редактора журнала «Мир искусства». Он так любил Венецию XVIII века, словно поклонялся ей. Его настольной книгой были мемуары «Моя жизнь» Дж. Казановы. Того самого, про которого до сих пор ходят легенды, как обольстителя женщин. Но современные историки говорят, что все – фикция. Дягилев в переписках с Бенуа и Сомовым восхищались XVIII веком, считали его галантным столетием и смотрели на жизнь через призму Казановы.

В пьесах принято знакомить читателя с действующими лица вначале, а далее сюжет развертывается на протяжении четырех актов. Концепция выставки тождественна.

В первом зале, под названием «Венеция в Петербурге Серебряного века», находятся полотна с пышной архитектурой Венеции Л. Карлевариса, Б. Анисфельда, эскизами к театру П. Лонги, К. Сомова, портрет Всеволода Мейерхольда, выполненный художником Б. Григорьевым, подвешен скелет длинной гондолы, а на потолке, как в немом кино, летают птицы (видеоинсталляция). Это огромное белое пространство символизирует общую тоску по Венеции. Основные мотивы: карнавальность, театральность и чувственность.

Внимание обращает символичная картина «Ужин» (1902) Л. Бакста, наделавшая много шуму «за скабрезность и игривость». Про нее подробнее рассказал Аркадий Ипполитов, историк искусства, старший научный сотрудник отдела западноевропейского изобразительного искусства Государственного Эрмитажа, сокуратор выставки. «Владимир Стасов, знаменитый в ту пору художественный критик, сильно обругал картину, которая была своего рода манифестом новых идей «Мира искусства» Дягилева, и полностью соответствовала его вкусам. Художественный акцент, который сделал всю картину – это апельсины на столе, лежащие перед элегантной дамой в черном. Она напоминает двух незнакомок: написанную раннее Крамским и позже Блоком. Но дама Бакста гораздо более экстравагантнее, ироничнее и изысканнее, без лишнего блоковского пафоса. Апельсины – это такой удар художника, которому нужна была общая гармония. Но возникает вопрос: почему так много цитрусовых и больше ничего нет? Все имеет свой особый символизм. Нужно вспомнить строчку из песни Миньоны в романе «Годы учения Вильгельма Мейстера» Гете, который стал самым настоящим хитом в русской поэзии. Она начинается со слов: «Ты знаешь край, где зреют апельсины?» (в одном из вариантов перевода). Это стало олицетворением Италии. Недаром мы озаглавили выставку «Любовь к трем апельсинам», которая взята из сказки-пьесы (фьябы) Гоцци. Оно обозначает тягу к чему-то прекрасному, абсолютно неизвестному, заманчивому и странному. Одним из поклонников творчества Гоцци, Венеции, театра комедии дель арте был режиссер Всеволод Эмильевич Мейерхольд. Он издавал журнал с аналогичным названием «Любовь к трем апельсинам».

В «алтарной» части первого зала под софитами висят два уникальных портрета. Первый – Джакомо Казанова – единственный в России, и выполненный его родным братом Франческо. Второй – маленький портрет Сергея Дягилева из частной коллекции А.А. Савинова. Посредине под стеклянным колпаком можно увидеть подлинную маску дзанни (слуги в народных итальянских комедиях дель арте) XVIII века. Также рядом собраны книжные фолианты: журнал «Мир искусства», парижские издания XIX века «История моей жизни» Дж. Казановы, публикация «Заключение и чудесное бегство Дж. К. из венецианских темниц (эпизод из мемуаров)» с предисловием Ф. Достоевского и другие.

Второй акт посвящен «Арлекинам Серебряного века» – первому поколению мирискусников. Стены этого зала напоминают винтажный стиль – потертость под старину, темно-голубая расцветка с эффектом узорчатых обоев. Сценические искания В. Мейерхольда и его соратников отражены в шаржах, программах спектаклей и оперы, приглашениях на закрытые вечера, эскизах костюмов и декорации к комедии дель арте, живопись Н. Сапунова, А. Рыкова, К. Сомова, А. Бенуа, А. Головина и других. Первый свой опыт с масками режиссер Всеволод Эмильевич осуществил благодаря пьесе Блока «Балаганчик» в театре Комиссаржевской. Сюжет оказался автобиографичным. Красной нитью прошла история любовного треугольника между Александром Блоком, Любовью – Менделеева-Блок, Андреем Белым – Пьеро, Коломбина, Арлекин оживают в реальности. Маска была неотделима от игры и жизни, она стала сущностью Серебряного века. Кстати, помимо указания автора и названия работы, под картиной написаны краткие пояснения из критики или цитаты из стихотворений.

Третий акт также выполнен в винтажном стиле, только окрашен в страстный алый цвет. Этот зал называется «Езда на остров любви». Такое название взяли из пьесы «Венецианские безумцы» Михаила Кузмина, «за персонажами которой угадываются он сам, Всеволод Князев и Ольга Глебова-Судейкина». Остров любви напоминал Венецию Казановы. Снова геометрия любви и знакомые нам маски. Это второе поколение искусников. Среди всех картин Аркадий Ипполитов выделил одну автобиографичную «Моя жизнь» (1916) С. Судейкина. «Есть вопросы, кто изображен. В центре стоящая дама с маской – Вера Глебова-Судейкина, знаменитая красавица, танцовщица, подруга Анны Ахматовой. Она была женой Судейкина, затем ушла к композитору Артуру Лурье, а позже к Стравинскому. Подглядывающего из-под красной занавески Пьеро, одни считают, что Мейерхольда, другие – В. Князева. На последнего совсем не похож. Герой в черной маске с арфой композитор – Лурье. В целом портреты весьма условные. Но самое интересное, что в центре мы видим «зеркало, свечу, маску». В знаменитой книге Муратова «Образы Италии» эти предметы быта описаны как главные символические знаки Венеции. В Петербурге в 10-е годы XX века печаталось огромное количество пьес на венецианскую тему, рисунков и мотивов».

В зале выставлены портреты А. Блока, А. Белого, арлекинада, Коломбина и Пьеро в работах В. Дмитриева, М. Бобышова, эскизы для кабаре и студий, к декорациям и костюмов комедий С. Судейкина и других. Также здесь стоит старинный клавесин, созданный на английской фабрике в XVIII веке. Под фортепиано Тамара Карсавина, прима-балерина Мариинского театра, танцевала оперетту в арт-подвале «Бродячая собака» 28 марта 1914 года.

Четвертый акт называется «Маскарад. Время закатов». Зал выполнен в монохромном цвете с чуть заметными виньетками. Последняя опера на сцене Александрийского театра завершается для России трагическим финалом. «После февральских событий 1917 года закончился петербургский Серебряный век, закрылись императорские театры. «Маскарад» ставил сам Мейерхольд. Муратова про «свечу, зеркало и маску», центральным сюжетом стала сцена маскарада, где бесконечное количество венецианских мотивов. Таким образом, миф Венеции аукается в этой последней петербургской постановке, в которой главным героем становится Черный человек – венецианский Домино, проходящий через всю пьесу. Именно этот маскарад вспоминает Ахматова в Фонтанном доме, когда пишет, что в предновогоднюю ночь к ней ломятся венецианские маски, она им говорит: «Вы ошиблись: Венеция дожей – Это рядом…», – заключает Аркадий Ипполитов.

В зале выставлены портрет В. Мейерхольда художника В. Дмитриева, живопись, эскизы к декорациям, костюмов, макеты А. Головина. Также представлен уникальный экспонат –это подлинный кафтан Неизвестного к спектаклю «Маскарад» 1917 года, который считался утраченным. Для костюма это вторая его премьера.

В коридоре собраны фотографии поэтов, художников, композиторов, их друзей и муз – богемы Серебряного века, творившей жизнь по образцу комедии дель арте – цитаты, выдержки, высказывания из стихотворений, статей. Все экспонаты представлены из государственных и частных коллекций. Выставка продлится до 16 апреля 2023 года.

Татьяна Смирнова специально для Musecube