23 мая пространство музея современного искусства «Эрарта» вздрогнуло, глубоко вздохнуло и разомкнулось на все четыре стороны света, во всех четырех направлениях ветра и в полном созвучии с четырьмя стихиями и четырьмя благовестиями – композитор и пианист Антон Батагов совместно с композитором Александром Маноцковым и вокальным ансамблем N’Caged явили Петербургу рок-кантату под названием «The One Thus Gone». Такой выбор жанра автор музыки Антон Батагов объяснил тем фактом, что в европейских странах кантаты часто сочинялись на духовные тексты (сотни духовных кантат написал, например, Бах, да и не он один), а буддийские мастера зачастую не просто произносят слова своих молитв, но пропевают их. Упоминание о буддизме в данном контексте не случайно – всё произведение написано на буддийские же тексты. Что касается приставки к кантате — «рок», то она, скорее, для красоты. Хотя последней и так оказалось – до бесконечности.

Буквы практически всегда неизменно проигрывают нотам в любых состязаниях. Видимо, всё дело в том, что хитрые ноты присвоили себе точку, в которой Кандинский подозревал «замкнутый в себе объект, полный возможностей». К точке, правда, пририсовывают всевозможные хвосты, означающие ту или иную длительность, но сути это не меняет. Буква же себя более или менее определила и тем самым несколько сузила круг возможностей в сравнении с точкой, хотя и у неё они кажутся неисчерпаемыми. Однако, в любом случае, есть сила гораздо мощнее энергии ноты и буквы по отдельности – это их соединение-созвучие. Даже одна единственная нота и одна единственная буква способны так попасть друг с другом в резонанс, что возникает то, о чём Мандельштам говорил «всего живого ненарушаемая связь».
Такие совпадения редки, но иногда везёт, и они случаются. 23 мая всем пришедшим в «Эрарту» повезло. Даже если понимаешь это не сразу.

Четыре части кантаты, исполняемой на английском и тибетском языках с подстрочным переводом на экране, звучат на одном дыхании – ритмичном, бесшумном, глубоком.
Во время первой части – «The One Thus Gone», или «Поклон тридцати пяти буддам» – весь организм, которому постепенно передается заданный музыкантами и исполнителем Александром Маноцковым ритм молитвы, незаметно наполняется каким-то нездешним воздухом, как тот шарик, который медленно, но равномерно надувают. Это единственный текст на английском языке. Надо сказать, что даже спустя несколько дней продолжаешь отчетливо слышать пульсацию произнесённых слов, будто где-то глубоко внутри тебя у них началась какая-то своя собственная жизнь. 35 эпитетов, перечисляемых в этом тексте применительно к «Тому, Кто Ушел Туда», сродни акафистному богородичному восхвалению в православной традиции.
Вторая часть кантаты – «Последние слова Сенге Вангчука» – звучит на тибетском языке так, будто в музыке на слова йогина XI–XII вв., произнесшего их в момент растворения в радужном свете, проявляются музыкальные традиции всех народов мира одновременно. В самой лиричной третьей части на сцене продолжают молиться о том, чтобы все живые существа осознали невыразимую сущность бытия: «Молитва Самантабхадры» – одна из самых известных тибетских молитв. Четвертая часть – сплошное торжество и ликование. Да и как иначе, если это «Праджняпарамита – Учение о запредельной мудрости», а мудрость, она, как та точка Кандинского, – в единственном звуке «А». В одном из пояснений к своему сочинению Антон Батагов рассказал, что если долго распевать этот звук, то сам становишься этим звуком, а заодно тем, кто ты есть на самом деле, и знание о мире и о тебе самом проникает в тебя без слов и без философии.

Буддийский контекст, возможно, может если не напугать, то слегка насторожить далекого от этой темы человека. И совершенно напрасно. Сложности с восприятием могут возникнуть только в том случае, если на протяжении часа пытаться постигнуть разумом все всплывающие на экране витиеватые словесные конструкции, стараясь вписать их в какую-нибудь привычную стройную схему, в которую обычно вписываешь себя и весь мир.
В данном случае это точно ни к чему. Совсем. Важно отпустить себя – в музыку, ритм и глубокие во́ды голоса Маноцкова, в результате чего все нужные тебе в тот момент смыслы приплывут сами и найдут в тебе коряги или волшебные дворцы, за которые можно зацепиться, чтобы осесть и, возможно, пустить корни.

Ровная, статичная, как «стена нерушимая», интонация произнесения текстов-молитв на фоне создаваемых в воздухе скрипками, виолончелями и роялем узоров – не просто оправданный минималистический прием, но и единственно возможный в данном случае. Практически в любой религиозной традиции молитвы поются на коротких, постоянно повторяющихся пассажах, а произносятся и вовсе на одной ноте (в одной точке), отчего создаётся ощущение монотонности. Однако это происходит не с целью заморочить голову пришедшему в храм до такой степени, чтоб человека «ушатало», он ничего не понял, расстроился и ушёл. Для такого способа подачи существует веская причина: любое прочтение «с выражением», как требовали от нас на уроках литературы в школе, – это всегда в большей или меньшей степени привнесение в текст самого себя, тогда как сакральные тексты должны быть максимально очищены от нашего «я». На то они и сакральные. Кстати, этим же фактом можно объяснить и отрицание Иосифом Бродским «чтения с выражением» любой поэзии. Сакральность у каждого своя.

Музыка «The One Thus Gone» вызывает, возможно, неожиданную, но, тем не менее, очень явственную ассоциацию с лучшими полотнами Рембрандта – художник был непревзойденным мастером в тончайших градациях света в рамках одного произведения. Хрестоматийный пример – «Снятие с креста», где самый яркий свет – на лике Христа, чуть более приглушенный – на лице Девы Марии, и совсем мягкий, тайного огня отсвет – на плащанице у подножия креста. То же ощущение «градации света», как ни странно, возникает во время звучания кантаты: ровное пламя в первой части переходит в разноцветные матовые огни второй, а тихосветие третьей вспыхивает северным сиянием в четвертой.

Это музыкальное сочинение – соединение четырех стихий в микромире одного произведения.
«The One Thus Gone» – огонь. Ибо ритм.
«Последние слова Сенге Вангчука» – земля. Ибо осязаемость.
«Молитва Самантабхадры» – вода. Ибо поёт-течёт.
«Праджняпарамита» – воздух. Ибо летит.
Дальше, как известно, только эфир. Не для званных, но для избранных. Кто вместит.
Слово «сочинение» в данном случае правильно было бы заменить на «сотворение» не ради пафоса, но потому что каждый человек на сцене — сам себе демиург.

«Тот, Кто Ушел Туда» – совсем не о той ледяной темноте смерти, какой ее привык представлять человек европейской традиции. Но и буддийские тонкости известны не всем, и потому название сбивает с толку и как раз в эту мрачную сторону. Однако всё ровно наоборот. «Тот, Кто Ушел Туда», как объяснил Антон Батагов, это те слова, которыми называл себя Будда. «Туда» – значит за пределы смерти и круга перерождений, именуемого сансарой. «Туда» – та самая истинная реальность, в которой становится возможным осознание смысла пасхальных слов «смертию смерть поправ».
Буддисты считают, что уйти «туда» может любой человек. В православной традиции этому пониманию в какой-то степени созвучна духовная практика исихастов, считавших, что ещё при жизни человека возможно приобщение «нетварному свету». Так что «туда» – понятие безмерное, но отнюдь не мрачное.
Редко когда семантика выражения «все там будем» обладает позитивным контекстом, но это как раз тот самый редкий случай. Главное, его не упустить: возможность понаблюдать за игрой света и попробовать утихомирить ветер своей кармы ещё раз представится 9 июня в Московском Международном Доме музыки.

Елена Немыкина, специально для MUSECUBE
Фото из общего доступа