Александр Платунов: Формат лекции, конечно, обозначен, но, наверное, слово «беседа» больше будет подходить для сегодняшнего мероприятия. Все-таки нас двое, а лекция- это такой моножанр. Тем более, в зале присутствует публика, возможны вопросы, возникнет диалог. Это мне кажется правильным, когда дело касается современного спектакля. Если бы речь шла о традиционном периоде театра, все происходило бы лет двадцать назад, то как раз лекция была бы хороша.

— То есть новое время диктует новую форму?

Александр Платунов: Да, конечно. Почти каждый изобретает свой собственный язык, конкретных рецептов нет, все приходится расшифровывать.

— Кому может быть интересно поговорить и послушать о современном спектакле, помимо студентов-театралов, культурологов, искусствоведов?

Александр Платунов: Тем, кто понимает, что в театре происходит, кто интересуется регулярно. Да и любому — мне кажется, что здесь ограничений нет. Даже для разового просмотра это хорошо.

— Следующий вопрос будет таким дискуссионно-хронологическим. С какого момента берет свое начало «современный театр»? И еще: существует мнение, что, если к слову «искусство» надо прибавлять «современное», то это не совсем искусство. Как Вы к этому относитесь?

Александр Платунов: Мне кажется, что, действительно, не все можно назвать искусством. По поводу термина «современный театр» — мы понимаем, что процесс еще не прошел, мы находимся внутри. Поэтому время, которое присваивает чему-то статус искусства, еще не наступило. Пока просто есть некая масса, но в ней уже заложен потенциал. Понятие «современное искусство» не позволяет вынести окончательный вердикт.

— То есть Вы считаете, что какой-то негативной коннотации оно не добавляет?

Александр Платунов: Для меня это понятие наполнено только положительным смыслом.

Оксана Кушляева: Если про театр можно написать в учебнике, он уже не вправе считаться современным, на мой взгляд. Очень простое правило.

— То есть о нем не говорят в учебниках вообще?

Оксана Кушляева: Он попадает туда, но уже как факт прошлого. Василий Сигарев, например, говорит о том, что современный драматург, фиксируя реальность, все время опаздывает, бежит за уезжающим поездом. Театр тоже догоняет время, спешит за будущим. Он пытается брать новые технологии, форматы. Раньше использовали термин «новые театральные формы», теперь так и говорят — «новые театральные технологии». Появилось абсолютно новаторское направление — эмерсивный театр, когда ты можешь прийти, что-то из еды попробовать, с артистом поговорить. Он тебе на ушко что-то шепнет, а ты в масочке ходишь (улыбается).

— Видите ли вы своим профессиональным взглядом проблемы современного театра? Какие они, как вы предлагаете их решать?

Александр Платунов: Проблема современного театра в том, что основная часть его не является современным. Если мне просто хотят рассказать историю, я могу и книжку почитать, кино посмотреть. Когда я прихожу в театр, то ожидаю взаимодействия. Это не просто демонстрация готового результата. А большая часть театров, к огромному сожалению, только так и работает. По большому счету, зрительского соучастия там не требуется: рассказали историю — до свидания. Это не тот тип контакта и взаимодействия, который, собственно, театр требует. Современный театр — узкая часть творческого пространства.

— Вспоминается цитата замечательного актера Евгения Миронова, вынесенная в заголовок одного из его интервью: «Сегодня театр — это общепит».

— Я думаю, в принципе, нормально, что есть просто некая гора материала, из которого высекается что-то настоящее. И ведь не только в театре, заметьте. В живописи тоже — куча мусора и хлама и только узенькая дорожка, на которой время от времени появляются шедевры.

— Как в хорошем/идеальном спектакле должны соотноситься форма и содержание?

Оксана Кушляева: Ну, форма и содержание- это вопрос чистой диалектики, конечно. Я ведь могу сказать, что они едины, как время и пространство. Вот возьмем, допустим, спектакль Могучего, в котором форма неотделима от содержания. Говорить, что они как-то по отдельности сосуществуют — это какой-то советский подход.

Александр Платунов: Я абсолютно согласен, форма содержательна по своей сути. Но это в случае с театром, в культуре же форма может быть вообще не наполнена содержанием.

— Пришло время называть имена. Можете ли вы упомянуть лучшие, на ваш взгляд, спектакли за прошедшие 1-2 года?

Оксана Кушляева: Мне кажется, имена достаточно очевидны. Первое, что лично мне приходит на ум — это «Гроза» Могучего. Там как раз очень активно работают с формой: и музыкальной, и живописной, о нем можно бесконечно рассуждать.

— А если поговорить о театральной молодежи?

Александр Платунов: Если говорить о том, что лично меня зацепило, то это снова Могучий, но не «Гроза», а «Пьяные» все же. Мне показалось, что это более законченный результат. Меня совершенно покорил спектакль Жолдака «По ту сторону занавеса», я испытал настоящее потрясение. Из молодежи я очень люблю театр ТРУ, это моя какая-то отдельная ниша. Там Саша Артемов, один из сподвижников Могучего, выбравший при этом какой-то свой совершенно отдельный путь. Вот у него новый театральный язык, форма, опять же, содержательна.

— Что для вас является критериями хорошего спектакля?

Александр Платунов: Во-первых, если меня по-настоящему удивляют, зацепляют. Спектакль должен дать мне новый взгляд на мир, дать некий эстетический эффект. Мне нравится, когда человек владеет профессией, и он способен воплотить свою идею, режиссерский замысел. К сожалению, это не так часто бывает. Идей много, а выражение хромает. Но ведь это с опытом приходит.

— Что должно работать во время просмотра спектакля: голова или сердце? Или человек должен получать чистое эстетическое удовольствие?

— Какой вопрос интересный (улыбается). Понимаете, я считаю, что театр — самое человеческое искусство, оно должно воздействовать на зрителя со всеми его органами. Я очень люблю, когда отключается голова, и ты погружаешься в созданное другим человеком.

Оксана Кушляева: Я бы все-таки хотела чуть-чуть поспорить. Определенную работу зритель все-таки должен проделывать. Есть театры, которые на тебя эмоционально воздействуют, а есть те, которые призывают думать.

— Вы считаете эпатаж и различные провокации допустимыми на сцене?

Александр Платунов: Я считаю, что для театра границ нет.

Оксана Кушляева: Я считаю, что эпатаж- это оценка, исходящая исключительно из зрительного зала. Если художник что-то делает на сцене, у него есть определенные цели и задачи. Зритель считает происходящее эпатажем — его проблемы, грубо говоря.

Александр Платунов: Да, я согласен, что дело в зрителях. Если 99% публики нравится этот спектакль, а 1 % возмущен — стоит задуматься, покопаться именно в себе.

— А как вы, в таком случае, относитесь к цензуре?

Александр Платунов: К цензуре я отношусь резко отрицательно, во всех направлениях и проявлениях, за исключением, быть может, ограждения детей от каких-то опасных тем, но для подобных случаев существует возрастные маркировки.

Оксана Кушляева: Полностью согласна, тут нечего и говорить.