Степан Лапин: Актерство — это шикарная возможность побыть не только собой

Степан Лапин: Актерство - это шикарная возможность побыть не только собой

Зимний Петербург. Садовая улица. Железные ворота Юсуповского сада. Стая голубей пасется на снегу рядом с опустевшими скамейками. Мимо проходят-пробегают люди, одетые в почти одинаковые пуховики, курточки, шапки; кутаются в большие теплые шарфы и палантины, спеша оказаться в тепле дома или уюте кофейни.

Мы с фотографом ждем, придя на встречу за 10 минут до назначенного времени. Мерзнут кончики пальцев, изо рта идет пар, ветер норовит проникнуть под капюшон. Ожидаем увидеть одетого во все самое теплое и поеживающегося от февральской погоды актера, прибывшего из Москвы в Петербург на гастроли.

Внезапно за оградой парка появляется молодой человек, напоминающий аристократа конца 19 века или же Раскольникова. Да, да, того самого, но при этом совершенно иного, благополучного: с улыбкой на губах, с искорками в глазах, растрепанными на ветру волосами, в длинном элегантном пальто и перчатках, кажущимися слишком легкими для февраля в Северной столице. Позитивный и харизматичный «Раскольников» оказывается тем самым актером, Степаном Лапиным, с которым мы будем обсуждать всё: от «Портрета Дориана Грея», проекта-мистификации «Вернувшиеся», путешествий, эстетики позапрошлого века, и того, как не сойти ума, будучи актером.

— Степан, начнем с твоей жизни, чтобы немного познакомить наших читателей с тобой. 10 лет назад ты переехал из Томска в Москву, в которой у тебя есть родственники.

— Да, но я переехал не к родственникам, они просто были – дальние родственники по маминой линии. Лет с 5-6 раз-два в год мы с мамой приезжали в Москву на неделю. И когда я переехал, у меня не было страха от большого города. Ну, Москва, ну ОК. Всё.

Я снимал квартиру, жил один, родители помогали.

— Но тебе тогда было 15 лет, ты был еще школьником.

— Да, 9 класс.

— 10 и 11 классы учился в московской школе?

— Я не учился в этих классах. После 9 класса пошел поступать в колледж Олега Табакова, с конкурса слетел, что было очень обидно. В Москву я переехала потому, что на конкурсе Fashion House меня увидел продюсер мюзикла «Невероятные приключения или БРАВО! Джельсомино!» и пригласил в проект. У нас были ежедневные репетиции, в мае мы играли мюзикл, в котором работали Антон Деров, Андрей Белявский, Валерий Магдьяш. Параллельно я поступал: меня готовила к поступлению Наталья Гончарова, которая была режиссером мюзикла. И когда я слетел с конкурса, она упокоила и сказала, что значит так и надо. Тогда я решил, что надо поступать сразу в ВУЗы, чтобы не терять время. В Щепке я тоже слетел с конкурса.

— По какой причине?

— А они не объясняют. Я прошел первый, второй, третий тур, и вот, когда нас осталось 30 человек из 1000, сказали, нет.

Наталья Гончарова сообщила, что на курс набирает Виктюк. Здесь я уже понимал, что иду туда, куда надо. Очень смешно проходило прослушивание. Я пришел, представился, прочитал только две строчки из программы, и мне сказали садиться. Я подумал, что меня не возьмут. Но меня взяли на курс.

Степан Лапин: Актерство - это шикарная возможность побыть не только собой

— Как ты думаешь, почему тебя взяли так легко на курс Виктюка? Ты лично ему чем-то понравился, оказался подходящий типаж?

— Не знаю. Я его видел на тот момент 5 минут. Он умел чувствовать своих людей: видел и понимал сразу, что это свой человек. Он как магнит всегда всех к себе притягивал. Я очень рад, что был у него на курсе: он научил меня не просто уметь играть. Он больше занимался с нами режиссурой, нежели актерским мастерством. Но он научил именно взгляду на жизнь, стилю в театре, умению отличить плохой театр от настоящего искусства. И это обучение происходило всегда: в институте в работе над этюдами, в театре во время репетиций.

— Это была комфортная работа, учеба, или приходилось себя в чем-то преодолевать? Учитель говорит, что здесь надо сделать вот так…

— Роман Виктюк очень тоталитарный! Он просто говорил, что надо делать. И тебе приходилось это делать, хотя вначале ты не понимал, зачем. Ну, реально… «Делай так, бейся об стенку». Зачем?

Но ты бьешься, и потом, когда смотришь видео или вспоминаешь, что ты делал, осознаешь, что это значит, для чего все было нужно. Он заходил именно через подсознание, через физику, у него же более пластическо-поэтический театр.

— А если ты не делал то, что он говорил?

— Тебя уничтожали просто! (Смеется). Прилюдно!

— Как уничтожали? Морально?

— Всячески! Просто уничтожали. С ним можно было вести диалог, и если ты скажешь, что нет, я так не буду делать, а покажу Вам по-другому, и он поймет, что это действительно лучше, то он примет это и скажет: «Сына, гений!». Но чаще всего он был гением, потому что у него огромнейший опыт, шикарное чувство вселенной, он знал до микрона, как и что должно быть. Потому драматические спектакли у него идут по 20-30 лет.

«Служанкам» в этом году уже 32 года, «Саломее» — 22. И эти спектакли до сих пор идут.

— Есть такое понятие актера одной роли: сыграл что-то, и зритель затем всю жизнь ассоциирует актера с конкретным персонажем.

У тебя, по сути, внешность юноши, который то ли денди, дворянин 19 века, то ли мажорчик 21 века. Это как-то сказывается на том, какие роли тебе предлагают?

— Вообще нет. Если говорить именно про театр Виктюка, то совсем нет, потому что каждая роль у меня была иной. Первая роль, с которой я вышел на сцену театра, будучи студентом, была роль Корнелия в спектакле «Тень Лира» (режиссер Андрей Боровиков). Потом была «Федра», где мы играли воинов. Затем Игорь Неведров поставил спектакль «Любовью не шутят», где я играл сына барона. Еще был «Маугли. Доброй охоты!» Дмитрия Бозина, где я играл непосредственно Маугли. Это были разные роли.

— Если не брать в расчет театр, а говорить о кино, шоу?

— В «Вернувшихся» все персонажи разные: юродивые, алчные, ленивые, которым ничего не хочется и т.д.

К примеру, Освальд – это болезненный человек благородных кровей, который повернут на искусстве, на любви к матери и к Регине.

На счет мажорчиков: пока я сыграл только одного у Егора Кончаловского в фильме «На Луне».

Один раз я играл трансвестита в короткометражке. Причем снимали в день ВДВ! (Смеется).

Степан Лапин: Актерство - это шикарная возможность побыть не только собой

— Тебя не побили?

— Нет. Меня от подъезда к месту съемки вели два мужика из нашей команды, чтобы все было нормально. А я был на каблуках, в платье, в парике, с макияжем. Было весело!

— Интересно посмотреть!

— Это альманах «Ошибки молодости», глава называется «Коробочка». У меня там маленький эпизод, но мне было прикольно, потому что, хм, когда еще я сыграю трансвестита, кто мне это даст?

— К вопросу о «Вернувшихся». Как ты оказался в этом проекте? И как создавались роли? Насколько успела понять, роли придумывались по ходу, а за основу взята пьеса Ибсена «Привидения».

— Было лето, театральное межсезонье, работы не было. Я открыл Яндекс, «кастинги в Москве». И выплыл какой-то театральный проект «Привидения». Пришел. Актеров попросили походить по комнате. Пффф! Я это умею, нас этому учили 4 года – ходить по комнате, существовать в какой-то странной вселенной, спасибо Роману Григорьевичу и Владимиру Аносову, который преподавал в институте сценическое движение. И для меня это было очень легко. Со мной говорили на моем языке, я понимал, что от меня требуется. Было задание войти в комнату, чтобы произошла какая-то история, сказать одно слово и уйти, но при этом провзаимодействовать с одним зрителем из комиссии. Это же иммерсивный театр. Такого слово в России тогда еще никто не знал, и мы еще не понимали, что это. От нас требовали кинематографического существования. И я чувствовал, как все должно происходить.

Был очень большой кастинг. И после того, как выбрали несколько человек, еще неделю были тренинги, которые давали американские режиссеры. После каждого дня отсеивали людей. Сложилась команда, с которой мы почти полгода ежедневно репетировали по 10 часов, чтобы все придумать. Параллельно «создавался» дом, отстраивались декорации. Мы приезжали туда, когда еще все пахло краской, лаком, неясно было, где и какая комната, потому что ранее в помещении этого здания располагался банк. А нам надо было представить, что это не офис, а спальня Освальда, а здесь будет проходить оргия, вот здесь еще что-то, здесь – столовая.

В пьесе всего несколько персонажей: Хелена, Регина, Якоб, Освальд, Пастор. Все остальные, к примеру, Джоанна и Капитан, мертвые, про них только говорится. А в шоу «Вернувшиеся» существует 18 персонажей.

— И вы их создавали с нуля?

— Да. Это дом, в котором живут обеспеченные люди, у которых есть слуги. И вот этих слуг, составляющих вселенную дома Алвингов, мы придумывали все вместе, каждый вносил свой вклад. Была задача оживить пьесу, чтобы в ней было не 5 персонажей.

Что такое иммерсивный театр? Это полное погружение через все способы восприятия: это ароматы, это визуальная составляющая, это тактильность, вкус. У нас был настоящий алкоголь, зритель мог попробовать то, что мы едим во время шоу. Это должна была быть некая машина времени. Вот человек шел по Москве и вдруг оказался в Норвегии конца 19 века. И чтобы эта вселенная сложилась, придумывались взаимоотношения слуг друг с другом и с господами.

Степан Лапин: Актерство - это шикарная возможность побыть не только собой

И если какого-то персонажа играет 4 актера, то у каждого актера этот персонаж получится совершенно разным:  у него будут индивидуальные отношения с конкретно этой Агатой, Региной, Пастором и т.д. Это все очень многогранно, и оно не повторяется точь-в-точь каждый раз. Всегда есть место импровизации. Плюс зависит все и от зрителя, как он реагирует. Сегодня нет зрителя в конкретной комнате, а завтра – там аншлаг, и ты не можешь сделать свой пластический рисунок, и начинаешь в этой зажатости искать свободу, чтобы все выглядело натурально, и при этом ты продолжал бы линию своего персонажа.

— Расскажи, пожалуйста, про персонажей, которых ты играешь.

— Меня изначально взяли на роль Арни – это личный камердинер Освальда, с которым он учился в Париже. У Арни рано погибли родители. Освальд с Арни стали лучшими друзьями. Арни — это персонаж, который все про всех знает. Он как серый кардинал, такая сука редкостная! Он скользкий, двуличный, но не показывает этого, манипулирует людьми для достижения своих целей. Он завидует Освальду, его богатству, свободе, потому что они вроде как друзья с Освальдом, но он слуга. И это его коробит. У Арни нет любимого человека рядом, его никто не поддерживает, и он с этим борется.

Карл – это еще один слуга. Он вместе с Капитаном ходил в плавание, после которого Капитан привел его к себе домой, чтобы он служил дальше у него. Смерть Капитана была для Карла настоящей трагедией, как потеря отца.

У нас есть два Освальда, грубо говоря, Освальд А и Освальд Б, и это такое зазеркалье, так как шоу состоит из двух половинок. Проходит целый день, потом происходит трансформация, и начинается этот же день, но в иной интерпретации. Что было бы, если Хелен, к примеру, не сдерживала свои эмоции (так как есть две Хелен, одна из которых держит себя в футляре, а другая – это чистейшая эмоция). Или что было бы, если Освальд был нежным с Региной, а не дерзким.

Пока у одного актера, играющего Освальда, идет сцена объяснения с матерью, у другого Освальда в этот же момент идет парижская оргия.

Ганс – это потомственный слуга, который не знает иной жизни, ему неоткуда ее узнать. Он пытается жениться на другой служанке, но у него не получается.

— Это три основных персонажа, которых ты играешь?

— Пять, грубо говоря, но сейчас, в Петербурге, я играю только Арни. Это мой любимый персонаж. Я его выстраивал с самого начала и до самого конца.

— За счет чего достигается атмосфера мистицизма, потустороннего в шоу? Какие основные моменты, приемы, которые помогают погрузиться в мир «Вернувшихся»?

Понятно, что свет, запахи… Что еще?

— Это очень важно, кстати. Потому что если вот здесь (обводит рукой ресторан, где проходит интервью) начать играть, то ничего не произойдет. Важна именно атмосфера: свет, музыка, сами декорации, запахи, и то, как люди себя ведут. Это все-таки этикет конца 19 века. Да, слуга давно живет в доме, но когда он видит госпожу, то должен вести себя как подчиненный. Зритель попадает в кино, в котором люди живут своей жизнью. Они могут делать обыкновенные вещи: заваривать чай, готовить обед, протирать пыль. Они существуют очень детально, занимаются делом: они живут так, как это происходило бы в то время, и от этого способа существования зависит и вся атмосфера. Почему они так странно ходят? Почему они в этих странных костюмах?

— Но это странно сейчас, но не для 19 века.

— Да! Вот он секрет: за счет всех этих составляющих. И если убрать что-то одно, то будет не то уже.

— Погрузимся в 19 век. В нескольких своих визитках ты говоришь, что среди прочих ролей хочешь сыграть Дориана Грея.

— Да! Да! Да! Я очень хочу! Если кто-то сейчас читает это интервью, слушает, собирается делать фильм или сериал про Дориана, пожалуйста, позвоните мне или моему агенту! Пожалуйста! Я очень хочу сыграть эту роль.

— Поясни, почему? Чем тебя так зацепил Дориан? Я так понимаю, что тебе понравился роман «Портрет Дориана Грея» в целом, не только один персонаж.

— Там много всего! (произносит так, словно пробует десерт на вкус). Это красота того времени, того, в чем жили люди, то, как они общались, какие темы поднимали. Вообще этот мир. Актерство и актерское мастерство — это шикарная возможность побыть не только собой. Привлекает и то, какой сам Дориан: образованный, приличный молодой человек, но у него есть такое нутро, которого не должно быть в человеческой оболочке.

— Неужели? Это было скрытой «нормой» того времени. Как раз определенные пороки и должны были присутствовать в нем.

— Да, но нет! Это норма, которую все боялись, которую никто не признавал. Грубо говоря, это как в фильме «Сплит», где Джеймс Маковой делает несколько разных ролей в одном фильме. Это, по сути, то же самое: двуликость одного человека, как Джекил и Хайд. И вот этим он сильно притягивает, потому что мне очень интересен подобный эксперимент.

— Тогда почему ты не хочешь сыграть Лорда Генри?

— До Лорда Генри у меня еще нос не дорос! Мне еще не 40 лет, и пока мне не 40, очень хочется успеть. Я чувствую, как Дориан ходит, как он смотрит, что и как он делает, как он говорит, как обращается с бедной Сибиллой. Меня это очень будоражит, нравится, хочется сделать, пока есть такой запал.

— Какие эмоции в тебе вызывает Дориан? Он лишен какого-то приобщения к той или иной «категории» людей, предпочтений в удовольствиях.

— Ему все равно. Вот, что я понял. Отвечу и на этот, и на предыдущий вопрос одновременно, чем он меня влечет: он себе позволяет то, что я себе никогда не позволил бы в настоящей жизни.

— Почему?

— Я по-другому воспитан.

— Он тоже. И он хорошо воспитан.

— Нееет.

— Чем человек более воспитан, утончен, тем больше в нем зачастую оказывается…

— Да, да, знаю. Но я не позволю себе такого. Нет, ни по отношению к той же Сибилле, ни по отношению к своему другу-художнику, которого он убивает.

Я не смогу убить человека. Хочется просто залезть в эту шкуру, понять, что человек думает в такие экстренные момент, почему он так поступает, разложить мозг на нотную линейку, и понять по буквам, по нотам, откуда ему пришла эта идея, посмотреть изнутри, препарировать это все.

— Обратимся к Сибилле. В книге есть несколько трагических моментов. Один из них связан с работой Сибиллы в театре. Она хорошо играла любовь на сцене до знакомства с Дорианом. Затем она влюбляется в него и начинает играть ужасно, привнеся истинное чувство на сцену. Когда ты влюблен, это мешает играть на сцене или на съемочной площадке чувства, или помогает?

— С моей точки зрения, что касается Сибиллы, она всегда играла ужасно, она была плохой актрисой, но Дориан первый раз увидел кого-то, кто его привлек по-настоящему, и он не заметил плохой игры. А затем, спустя время, он увидел, что она плохая актриса.

Степан Лапин: Актерство - это шикарная возможность побыть не только собой

— Интересная точка зрения, не смотрела на ситуацию под таким углом.

— Вообще личный опыт помогает в любых ролях. Ты просто читаешь сценарий, видишь, какие там взаимоотношения, роешься в своей жизни, что было похожее, вспоминаешь ситуацию, свои ощущения. Просто берешь это не за камертон, а за батут, от которого можно оттолкнуться и начать развивать идею.

Конечно, что-то со мной не происходило, но если попробовать переложить свой опыт, добавить фантазии… вот так создаются персонажи.

— А наоборот, когда ты играешь чувства, это состояние переходит в реальность, ты хочешь «излить» свои эмоции?

— Нет. Я не понимаю тех актеров, которые вживаются в роль, а потом месяцами из нее выходят. Я не понимаю, как это. Актерство – это игра. Мы играем в это максимально натурально, но мы иг-ра-ем. Именно игровая структура – самый главный ключ к профессии. Если начинать верить в то, что ты Гамлет, добро пожаловать в психиатрическую больницу.

Вадим Демчог про это говорит. Есть твоя роль, которую ты играешь. Это ты. Есть ты же, но как актер, который играет эту роль. И есть ты, как зритель, который смотрит на то, как актер играет эту роль, и это происходит в моменте, когда ты играешь спектакль. И это все одновременно.

Вот в этом, я считаю, главная суть актерства.

Я уважаю людей, который умеют жить ролью, и потом из нее как-то выходить, но это откладывает отпечаток.

— Как думаешь, отпечаток отложится, если ты сыграешь Дориана? Это роль, которую ты очень хочешь.

— Я не боюсь отпечатка, потому что его и не будет. Боюсь того, что могу не справиться с ролью. Это будет очень обидно.

— Посмотрим, когда сыграешь.

— Пока никто не предложил. Кажется, проще самому переделать роман в пьесу и поставить спектакль. Но нужна команда в любом случае.

— Слегка отойду о темы. Сегодня ты пришел в образе, который напоминает конец 19 века (читатели увидят его на фотографиях). Это продиктовано твоей любовью к той эпохе?

— Мне нравятся исторические проекты, но сейчас я не могу подстричься и побриться, потому что меня утвердили на новую роль и попросили не стричься и не бриться.

— А пальто?

— Я долго искал длинное пальто. Мне не нравятся кроткие куртки – в поясницу дует. И я хотел именно пальто, но не мог найти правильное много лет. Волей случая нашел.

— На тебе оно смотрится очень органично.

— Спасибо.

— Снова вернусь к твоим визиткам – кладезю информации о тебе. Ты говоришь, что среди твоих навыков есть сценическое движение. Что это?

— Возвращаюсь к Виктюку – это все же больше пластический театр. У каждого актера есть пары в институте по сценическому движению, на которых учат работать с телом. Но многие, как мне кажется, ходят на эти пары, что-то делают, учатся садиться на шпагат, падать со столов, а потом… есть же дублеры. И забывают эти навыки. Это страшно, потому что тело — очень важный инструмент, как и голос. Тело начинает деградировать, и потом это может привести к своим травмам, к травмам партнера. К тому же тело должно быть говорящим.

— Моторика движений?

— Это один из пунктов. Есть проекты, где надо много работать с телом, делать трюки, падения, танцы. Когда драматический артист приходит пробоваться в мюзикл, это сразу видно. Классно читает, может даже умеет петь, но когда его просят станцевать, тут начинается! И это многих косит.

И еще есть такой момент, как работа с пространством. Это тоже сценическое движение. Это может быть стол, а ты своим телом создаешь такую вселенную, что зритель видит, что это не стол, нечто иное – палуба корабля, например. Ну, плюс трюки, поддержки.

В прошлом году я начал делать воркшопы для артистов «я/театр» по моей авторской системе именно по работе со своим телом, пространством, партнером, чтобы все говорили на одном языке, в одной структуре. Чтобы не было никогда профессиональных травм.

— Давай сделаем блиц-опрос. Любимые цвета.

— Наверное, зеленый, синий, охра, цвет моря, бордовый. Глубокие, не плоские цвета, а где есть полутона, подтексты.

— Любимая книга.

— «Сто лет одиночества». Это та книга, которая впечаталась, помимо «Портрета». И прочитал ее взахлеб.

— Какую книгу первой прочитал из этих двух?

— «Портрет».

— В каком возрасте?

— Курсе на первом, в 15-16 лет. И потом после института перечитал.

Степан Лапин: Актерство - это шикарная возможность побыть не только собой

— Места, города, страны, где ты ощущаешь себя наиболее органично.

— В Европе. Я работал в Варшаве, и именно европейская часть Варшавы очень понравилась. Я не был в Чехии, но очень хочется побывать. В Цюрихе мне очень понравилось. Потом безумно понравился Бостон, потому что это смесь Европы и американского брутализма, капитализма. Когда я был в Греции один раз, мне понравился городок Ханья, куда я попал: ощутил себя так, словно нахожусь в кино. Это был мир Алладина, в котором ничего не поменялось за сотни лет.

— Качества, которые отталкивают в людях.

— Лицемерие, желание понравиться, подхалимство – все это терпеть не могу!

— А то, что нравится?

— У меня бывает такое, что я не знаком с человеком, но через какой-то короткий промежуток времени мы начинаем общаться так, словно знакомы много лет. Так происходит, что ты просто чувствуешь, свой это человек или не свой. Вот такого хочется — столкновения своих людей, чтобы быть на одной волне.

— На что обращаешь внимание, когда впервые видишь человека?

— Мне кажется, это как аккорд, все вместе. То, как он говорит, как он себя ведет, мимика, может иногда одежда, хотя я не обращаю на это внимание, но такое может быть на подсознании. Что говорит и как себя ведет – вот это.

— Ты эмоциональный человек?

— Не знаю, если честно, не задумывался.

-Какой человек привлек бы внимание, очаровал?

— Я очарован таким человек, у которого мне есть чему учиться, который и у меня параллельно учится, и мы одновременно по-разному смотрим на мир.  У нас есть и точки пересечения, и что-то, что мы не принимаем; чтобы такого было 50 на 50. Чтобы он был открытый, не подлизывался, добрый, нежный. Чтобы был взаимообмен, творилось волшебство.

Я всегда общаюсь «глаза в глаза»: они говорят больше, чем внешность. Внешность лепится природой. Возраст не важен: это может быть плюс-минус сколько угодно лет. Рост не важен.

— Внутренняя составляющая человека.

— Ну да. Главное, чтобы было интересно.

— Любимая эпоха, помимо 19 века.

— Немножко иначе отвечу на вопрос. Я бы хотел познакомиться с Николой Тесла, с Михаилом Лермонтовым, побывать в Древней Греции, Риме. Ближе вот эти времена. И еще, то время, когда начали развиваться активные мореплавания, чтобы видеть все эти открытия мира 16-17 вв.

И я бы с удовольствием слетал на Марс.

— Атмосфера, интерьер, в котором тебе хорошо?

— Стиль loft: кирпичные стены, бетонный пол, высоченные потолки, окна в пол, пара ковров под старину; заводы царских времен вперемешку с современными возможностями.

Чтобы это было и стильно, и связано с той эпохой. Я бы хотел и свои апартаменты такие.

— Если не в России, то где предпочел бы жить?

— Я бы хотел быть гражданином мира, чтобы не было привязки к чему-то одному. Хотелось бы пожить в Берлине, хотя там еще не был ни разу. Сейчас в этом городе идет возрождение искусства как в 30-х годах. Хотел бы пожить в Бостоне и Нью-Йорке. Интересно посмотреть Японию, Китай, Вьетнам.

— Какие роли хочешь сыграть? Ты сказал, что хотел бы познакомиться с Лермонтовым. А если выпала бы такая возможность, то…

— Лермонтова я бы хотел сыграть. «Мцыри», «Демон»… Для меня «Демон» Лермонтова и «Демон» Врубеля – это одно! Я бы хотел сыграть шпиона, танцора, гонщика (обожаю машины и ездить на всем), теннисиста, снайпера, у которого кипят нервы, а ставки высоки. Хотелось бы сыграть человека… У меня в голове сейчас образ Тома Харди с бородой, который сидит один, и он никто, но происходит нечто, и только он может всех спасти. Хочется сыграть Билли Миллигана, в котором много персонажей в одном человеке: сыграть вот эти переключения. Но это филигранная работа.

Алена Шубина-Лис специально для Musecube

Использованы фотографии Александры Красножен


Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *

Этот сайт использует Akismet для борьбы со спамом. Узнайте, как обрабатываются ваши данные комментариев.