Бывают такие спектакли, впечатления от которых хочется скрупулезно и досконально разложить по полочкам своего рассудка, выделить все «за» и «против», пережить и через какое-то время заново к ним вернуться. В этом смысле постановка «Теллурия», созданная режиссером Маратом Гацаловым по одноименному роману Владимира Сорокина, однозначно подходит для подобного разбора. Тем более что до очного знакомства с ней градус нетерпения и высоких ожиданий неизменно повышается: «Теллурия» – премьерный спектакль Новой сцены Александринского театра, вот уже третий месяц собирающий немыслимые аншлаги, так что попасть на него можно с большим трудом. Ажиотаж обусловлен, в том числе, и малым количеством зрительских мест, и обширным использованием медиа-технологий Новой сцены, и, безусловно, яркостью литературного первоисточника (изданный в прошлом году роман Сорокина сразу же получил необычайно высокую оценку как критиков, так и читателей, местами даже став немного пророческим).

«Теллурия» Новой сцены рождалась вдохновенно и трудно, благодаря кропотливой совместной работе режиссера и актеров, поэтому даже в анонсе Вы не найдете соотношения роли и исполнителя, в нем есть только перечень задействованных лиц. Такой расстановкой сил создатели как будто заранее снимают внимание к деталям, рекомендуя рассматривать спектакль как единый механизм, машину, продукт Нового Средневековья – истинный макромир, состоящий из микрочастиц. Именно эти отдельные элементы вызывают наибольший интерес у публики, иногда даже в ущерб пониманию общей сути. Например, первое, что обращает на себя внимание – искривленное и сложносочиненное сценическое пространство, в котором в хаотичном порядке расставлены стулья, вследствие чего каждому зрителю открывается свой искаженный в зеркалах спектакль. Благодаря этому «Теллурия» неожиданно начинает жить не только на условной сцене, но и в зрительской голове, проникая туда, словно наркотик-теллур, и заставляя сознание погружаться в раздражающий сюрреализм. Примечательно, что Марат Гацалов выступил не только в роли режиссера: ему же принадлежит эта деструктурированная сценография. Немаловажен и тот факт, что именно «Теллурию» Сорокина (в инсценировке Екатерины Бондаренко) режиссер выбрал как литературную основу для своего первого спектакля в качестве главного режиссера Новой сцены Александринского театра, задав этим событием курс всей дальнейшей театральной политике нынешнего сезона. Безусловно, пространство Новой сцены идеально подходит для подобных экспериментов, поэтому и мощный видеоарт, сопровождавший спектакль на протяжении двух часов, также не стал неожиданностью, тем более, что им занимались уже знакомые по предыдущим опытам театра видео- и медиахудожники Антон Яхонтов, Юрий Дидевич и Олег Макаров («Нейроинтегрум»).

Обескураживающую абсурдность и гротеск сюжету (и бессюжетности) спектакля добавляют музыка, звучащая из стетоскопов (композитор Владимир Раннев), и работы художника Лёши Лобанова, надевшего каркасы звериных голов на героев, облаченных в строгие офисные костюмы с неотрезанными бирками. Его концепция внешнего вида персонажей довольно точно гармонирует с отсутствием привычной драматической основы: Марат Гацалов намеренно не стал инсценировать все пятьдесят глав романа, а сосредоточился лишь на некоторых его элементах. Например, история о замоскворецкой «Лолите», проповедь «Аще взыщет Государев топ-менеджер…» или диалоги о прежней Москве дают неоднозначный и живой материал, готовый подстраиваться под происходящее. Прекрасные актеры Александринского театра (Игорь Волков, Степан Балакшин, Семён Сытник и др.) достаточно смело и абсолютно осознанно участвуют в спектакле-перевертыше, изображая дилетантов и профанов и удивляя тех, кто знает их как сильную и профессиональную труппу и владеет определенной информацией о романе Сорокина.

Но что происходит с теми, кто «Теллурию» не читал? Что преследуют создатели, погружающие зрителя в пучину не просто странного, а пугающе странного действа? Для тех, кто не знаком с первоисточником, предназначен буклет с отличным сопроводительным текстом. Но… театр сейчас, пожалуй, – это единственный вид визуального искусства, где основополагающие принципы концептуализма в виде предваряющих авторских комментариев используются крайне редко. Поэтому, безусловно, можно понять тех зрителей, кто во время спектакля находился в состоянии полного недоумения, ибо отсутствие знаний о романе им инкриминировать никак нельзя. Причем это состояние отчасти перекидывается и на тех, кто уже читал Сорокина. Они отмечают явную потерю литературного материала в спектакле. И без того деструктуралистский, мозаичный текст Сорокина выглядит на Новой сцене неполным тезисным конспектом, хотя такая практика встречается повсеместно, и ничего плохого в ней нет. Однако в случае с Теллурией Сорокина, части которой не связаны между собой, сокращение глав значительно сужает и без того малый нарратив. Поэтому закономерный вопрос о предварительном бэкграунде публики остается повисшим в воздухе, перерастая в главную проблему: как надо реагировать на сценическую версию «Теллурии»? И применимы ли к ней вообще какие-то привычные мерки зрительского восприятия? Пока что сумбурный карнавал на сцене легко и въедливо переходит в хаос зрительского сознания, и если это была первоочередная цель, то ее можно считать достигнутой. Впрочем, самостоятельно подтвердить или опровергнуть это утверждение можно будет в новом году, 14 и 15 января.

Елена Бачманова, специально для MUSECUBE
В репортаже использованы фотографии Владимира Луповского