В последний день сентября на сцене Национального театра «Золотое кольцо» в Москве прошел показ музыкально-драматического спектакля «Прозрачные краски». Перед его началом мы взяли интервью у актеров спектакля: заслуженного артиста России Мурада Султаниязова, актрисы театра и кино Натальи Мартыновой, актера театра и кино Сергея Коренькова и у режиссера постановки Валерия Владимирова.

Мурад Султаниязов

-Добрый день! Расскажите, пожалуйста, изменилось ли видение, подача героя, иначе ли что-то преподносится сейчас, ведь премьера прошла уже несколько лет назад?

— Это обросло мясом. Не знаю, в худшую или лучшую сторону, это зрителю решать и профессионалам, которые смотрят. Что касается внутреннего ощущения: стало конкретнее, понятнее. Это всегда так, я вообще не зову никого не премьеру, никогда, зову спектакль на 50й, когда все уже устоится. Да, постановочный процесс длинный, там все нужное делается, а потом выпускается и начинает обрастать мясом.

— Каким Вы видите своего героя, какой он? Близок ли он Вам, какие его качества Вам нравятся, а какие нет?

— С одной стороны – все близко, а с другой – все другое. Что касается внутренних терзаний, касающихся слабого пола – возможно, совпадает. Это другой человек, из другого мира, с другими мыслями, другим живет, другого хочет.

— А как на Ваш взгляд, зачем зрители в 21 веке ходят в театры? Ведь все доступно из дома, в интернете можно найти записи самых разных постановок!

— Загадка! (Смеется). Да, люди ходят, и возникает магия. Происходит обмен энергией в чистом виде, сколько отдаешь – столько же и получаешь, умноженное на 10, а то и на 100. С точки зрения зрителей я даже и не знаю, почему они ходят, мне-то без них на сцену выходить не было бы смысла. Зритель, возможно, хочет чего-то, особенно когда ко мне подходят и говорят: у нас сегодня юбилей, 10, 20й спектакль. Есть некие эстеты, которые любят следить за ростом спектакля, каким он был, каким стал в процессе игры. Так-то, если говорить о теме, сюжете – то увидев один раз, то уже все понимаешь, что будет дальше, остаются живые эмоции, наблюдать за ними.

— Какое у Вас ощущение от этой роли, с каким настроением Вы выходите с этого спектакля?

— С хорошим. Наш спектакль мне видится неким ажурным воздушным шаром, который как ни поверни – по-разному выглядит, и это красиво.

— А как Вы думаете, через какие эмоции человек скорее внутренне изменится: через что-то позитивное, воздушное, влюблённость, например, или наоборот – через страх, боль, потери?

— Я предпочитаю боль и страдания оставлять для кино или для театров, которые для этого предназначены. По мне театр – это сказка. За которой и приходят люди, сказка с хорошим концом и приятным содержимым. Я за светлое искусство, я себя отношу к этой стороне. Наш театр «Буфф» нацелен скорее на комедию, чем на драму, и люди приходят за весельем.

— А мог ли финал спектакля быть другим?

— Конечно, он и есть другой, это мы придумали этот. Валера скомпоновал (Валерий Владимиров — режиссер постановки, прим. корр.) пьесу из нескольких произведений Набокова. Наш вариант не так сильно отличается от мыслей автора, идея сохранена.

— А какая была задача, чтоб с какими чувствами, мыслям и выводами вышли зрители после спектакля?

— Мы не ставили задачи, чтобы именно с такими-то выводами люди выходили из театра, мы пытались разобраться в истории, которую придумал Набоков. На самом деле, история банальная, таких много, вечная история, треугольник. И зритель сам решает, что он вынесет отсюда.

Наталья Мартынова

— Добрый день! Расскажите, пожалуйста, как возникла идея спектакля, почему эта тема, чем Вас привлек этот материал?

— Мы не выбирали специально эту тему, все началось с людей, мы захотели сыграть что-то вместе. Мурад Султаниязов — мой педагог, на 3м курсе я стала играть с ним на сцене «Буффа», он меня всему учил. С Ваней (Иван Ожогин — прим. корр.) мы познакомились позже. И мы почувствовали такой контакт, что захотели сделать что-то вместе. Сказали режиссеру Валерию, и стали все вместе искать пьесу. Мы много вариантов посмотрели, и в итоге на основе книги Валера создал пьесу, целиком ее переработал, нам стало очень интересно, мы соединились. И мы принимали тот материал, который оказался с нами.

— Ваша героиня, какая она?

— Это дикое животное в джунглях, которое выживает, как может, она не может иначе. И она двигается по обстоятельствам. Хищников много, и периодически нужно самой становиться хищницей. В ней, конечно, много граней, и оправдать ее было очень тяжело! Я долго думала и вот нашла: это такое животное подросток, еще не взрослый, такой волчонок. Она хочет быть счастливой, а счастье для нее – безопасность и базовые потребности. У нее очень развиты животные инстинкты, и мозг ее может их заглушить. Хотя она очень умна! Умнее обоих мужчин. Да, закручивает это она, но ее уже так загнали в угол, что ей надо кусаться. Она живет по принципу: или ты, или тебя.

— Премьера спектакля прошла несколько лет назад, изменилось ли ощущение героини?

— Она все время меняется. У нас вообще очень живой спектакль, перед каждым спектаклем я спрашиваю у партнеров, как они будут играть, мне приходится «плыть». Мы обговариваем ключевые моменты: она все закручивает, она крутит этот куб или ею манипулируют? Об этом мы договариваемся, и поэтому спектакль получается каждый раз разный. То есть внешне, конечно, он остается абсолютно таким же, но с разными внутренними ощущениями. Партнеры еще по-разному мне могут все преподносить! И есть моменты, когда приходится на ходу менять ракурс своего движения, и это очень здОрово! И партнеры, конечно, от меня идут. И каждый спектакль получается новый, есть только основная канва у персонажей.

— Получается, здесь нет классического противодействия добра и зла и нет классических положительных персонажей. И как существовать в этом?

— У каждого своя правда, они все выживали, как могли. У каждого есть любовь, страсть к чему-то. У каждого свои слабости, я бы сказала, это в целом о слабостях человеческих. Вот человек идет по пути, столкнулся с задачей, можно пойти легко, а можно – сложно. Здесь герои выбирают легкий путь, надо бы выбрать правильный, но они выбирают какой есть – и схема начинает меняться.

— А финал мог бы быть другим?

— Думаю, да. Он у нас и так бывает очень разным. Да, один человек у нас уходит, а в остальном финал бывает разный. Очень разное отношение, почему: иногда герой Ивана берет чек, забирает с собой, иногда разрывает чек. У нас финал – загадочная история, даже не потому, что мы так хотим, а так складывается. У меня как-то с пистолета сорвался курок, и осечка. И мне пришлось играть, что моя героиня этого и хотела. Происходит прямо мистика! Нам подкидывают к финалу разные обстоятельства, то чек улетит в зрительный зал, и мы это отыгрываем. Финал зависит от того, как мы играем в течение спектакля, на какой финал мы сегодня имеем право. И Ваня (Иван Ожогин – прим. корр.) решает в итоге, на какой финал имеет право. Да, кардинально спектакль не меняется, но меняется отношение персонажа к финальной сцене.

— Какое у Вас ощущение от этой роли, с каким настроением Вы выходите после этого спектакля?

— С воодушевлением. Но на грани с адреналином, потому что это спектакль внутренней импровизации, потому что все 2,5 часа ты как на низком старте, не знаешь, откуда что прилетит, ты в состоянии слежки, нужно все контролировать. Мои партнеры мне подкидывают новые эмоции, идеи. Физически устаешь, но адреналин так зашкаливает, что хочется и дальше продолжать! И у нас такая группа, мы друг друга все очень чувствуем, поддерживаем, стараемся, чтобы спектакль продолжался. Бывают спектакли, после которых выходишь и говоришь: я хочу жить! Так об этом спектакле я сказать не могу, потому что он о плохом! Но он меня очень заводит, заводит какой-то внутренний механизм, пульс быстро бьется.

— А что сделает этот мир лучше?

— Когда люди у нас станут друг друга уважать, везде, относиться друг к другу с тактом. И чуть больше любви. Я не знаю, что еще, кроме любви, может спасти. Любовь разная – к работе, к искусству, главное, чтоб она была, потому что без любви невозможно существовать!

— А с какими выводами, мыслями хотелось бы, чтоб выходили зрители?

— Мне бы хотелось, чтобы мы становились добрее. Вроде, спектакль-то о плохом, но чтоб захотелось сделать что-то хорошее. Чтоб зритель сказал: «Ой, нет, вот туда не пойду!». Если зритель хотя бы на секунду задумается – это прекрасно, хоть на полсекунды. Мы не учим, не требуем, мы просто говорим: вот, так бывает. А вдруг рядом с вами есть человек, который похож? Просто давайте тогда от него отойдем. И чтобы и зрители, и мы получили от спектакля удовольствие!

Сергей Кореньков

— Добрый день! Расскажите, пожалуйста, о Вашей роли в спектакле, я правильно понимаю, Вы видите эту историю несколько со стороны?

— Моя задача на сцене в этом спектакле – чтобы меня как можно меньше было заметно. Есть декорация, которой нужно управлять, и я ею занимаюсь. Но зритель меня видит, и мне нужно как-то оправдывать свое присутствие. Я абсолютно в этой истории, я делаю какие-то оценки, делаю это незаметно. Мой персонаж никак не называется, но я иду через весь спектакль, от и до. Я знаю произведение, по которому написан спектакль, это хорошая история, мы уже несколько лет играем этот спектакль, и мне все так же интересно, тем более, каждый спектакль по сути разный. Спектакль – как живой организм, меняются нюансы, состояние актеров, каждый раз все по-новому. И мне, как актеру, кажется, что роль без слов – это еще интереснее, ты часть всего этого целого, своим внутренним состоянием.

— А с момента выхода спектакля на сцену до сегодняшнего дня в постановке много изменилось?

— Сюжет остается, есть сценарий, по которому все происходит, меняются нюансы. Периодически меняются танцоры, бывают разные составы.

— А как на Ваш взгляд, после этого спектакля с какими мыслями и выводами уходят зрители?

— Думаю, с разными. Мы ездили на гастроли с этим спектаклем в другие города, и публика везде разная, разное восприятие, разная реакция на разные сцены, отличается реакция зала в конце спектакля. А так, история про любовь. Да, много разного происходит в спектакле, но все равно есть некая надежда, что любовь спасет мир.

— А у истории мог бы быть другой финал?

— Здесь можно гадать разные финалы, но, мне кажется, для зрителя, который не читал произведение, финал немного неожиданный. И первый акт все достаточно легко и весело, а дальше краски сгущаются, зритель не понимает, что он смотрит, драму или комедию. И я видел у зрителей разные состояния, от восторга до шока, бывает, вот мы закончили, музыка замолчала – и тишина в зале. Это, конечно, зависит от зала, зал – это живой организм.

— Может быть, такая разница из-за того, что в Петербурге театралы эту постановку уже видели неоднократно, а в гастрольном варианте в зале, как правило, те зрители, кто видит это впервые?

— Возможно, но, мне кажется, еще из-за того, что в Петербурге зрители избалованы хорошими постановками. И в отзывах потом мелькает: вот сегодня это было вот так, а это — так. На гастролях, как правило, это чаще восторги.

— А как Вы думаете, зачем зрители ходят на одну и ту же постанову по несколько раз?

— Наверно, это как с пересмотром фильмов и перечитыванием книг, для получения какого-то духовного состояния, отдыха. Как в любом искусстве, люди приходят пережить чувство.

Валерий Владимиров

— Добрый день! Расскажите, пожалуйста, как создавался спектакль, что привлекло в этой теме, почему пошла работа с этим материалом?

— Тема не самая скрытая и не самая спрятанная. Театр изучает человека, нам интересны люди в определенных обстоятельствах. В данной истории интересна слепота человеческая, вот как человек не видит. И что с ним должно произойти, чтоб он вдруг увидел реальную жизнь, которая его окружает. Вот как попадаешь в новый город, там красивые люди, улицы, автомобили, одежды, разговоры, запахи — это все так замечательно, это все сводит тебя с ума, а через какое-то время ты понимаешь, что живешь среди вампиров. А так прекрасно все начиналось, где это! А это наши иллюзии, мы же любим придумывать и видеть то, чего на самом деле нет. Поэтому «Прозрачные краски» — человеческая слепота, когда, вроде бы, ну неужели не видно, непонятно, что происходит на самом деле. Видно, понятно. Со стороны! А внутри очень хочется верить. И зачастую этот самообман приводит к трагическим последствиям. И неумение человека увидеть правду – серьезная проблема, это и не только межличностных отношений касается. Это одна из основных тем, которые присутствуют в этой истории, и ради этой истории все и затевалось. И эта тема о человеческой слепоте показалась интересной. Плюс время, когда это происходит: начало века, огромное количество разных новшеств, поисков, откровений, поэтому такая музыка, иногда поведение такое психоделическое.

— А с момента премьеры спектакль изменился?

— Конечно, и сам спектакль, и все вокруг, как меняется жизнь. Что-то проявляется, что было и раньше, но мы этого не видели. Спектакль, как ребенок: рождается, живет свою жизнь, развивается.

— А у Вас есть режиссерские приемы, как направить актера сделать то, что Вам нужно, как Вы видите какую-то сцену у себя в голове?

— Я много занимался педагогикой, и кое-что умею, но в основном режиссура – это ремесло. Актерская профессия – это на 70% интуиция и на 30% мозг, то в режиссуре ровно наоборот. Ты все знаешь и важно понимать, как это сделать. Сидит зал, и ты рассказываешь им историю, общаешься с ними, разговариваешь с ними театральным языком, и хотя бы 90% должны эту историю прочитать. Когда делаешь сцену, важно задать себе вопрос: а что из этой сцены понял зритель? Нужно желание быть понятым. Отсутствие ремесла приводит к тому, что человек избегает этих вопросов, ему неважно поймут его или нет.

— А Вы читаете отзывы, которые пишут о Ваших спектаклях?

— Когда есть время, иногда да. Из тех, которые я читал, бывает написано, что все плохо — без объяснений. Хотя я понимаю, что спектакль может не понравиться – и это нормально. А когда после спектакля по Ремарку люди пишут, что прочитали эту книгу, я понимаю, что не зря это поставлено. Приятно, когда после спектакля люди подходят и благодарят, хотя я себя чувствую немного иллюзионистом, ведь все трюки в постановке – по сути, обман. Я рассказываю историю, использую приемы, ходы, понимаю, что сейчас этот материал поднимется – и зрители будут плакать. И это, наверное, хорошо, но это профессия. А когда люди после спектакля подходят со слезами – они же искренне в это верят! И чувствуешь себя немножко обманщиком, иллюзионистом, думаешь, не перестарался ли! (Смеется). Но это приятно! Мы разные люди, и можем по-разному что-то воспринимать, а уж режиссуру тем более.

Олеся Дмитриева специально для Musecube
Фотографии Галины Глухоманюк можно посмотреть здесь