Как рассказать о прожитой жизни так, чтобы воспоминания не мешали одно другому? Как выстроить их в стройную цепочку мыслей и чувств? Необходимо ли строить логическое повествование, чтобы разобраться в судьбах героев? Пьеса Ярославы Пулинович «Бесконечный апрель» не пытается соответствовать точным хронологическим рамкам. Драматург разбрасывает временные отрезки, и Ленинград 20-х годов XX века сменяется 90-ми, а восьмидесятые идут на смену шестидесятым. В центре действия – история Вени: мальчика, мужа, деда. Ефим Каменецкий не прибегает к гриму, чтобы сыграть несколько возрастов — все становится ясно без нагромождения дополнительных подробностей. Даже комната практически не меняет своих очертаний – режиссер Иван Латышев подчеркивает атмосферу ленинградского дома с помощью деталей – коробочки из-под монпансье, старой книги кулинара.

В начале спектакля Веня — ребенок, которого мать загоняет домой после долгой прогулки. Он не хочет слушаться и не принимает перемены в доме. Революция не спрашивает о возрасте, она ставит перед фактом уплотнения квартиры, и сопротивление здесь бесполезно. «В этих комнатах мы больше не будем жить. Мы будем жить с тобой в спальне и кабинете» — мать спокойно и нежно говорит о необратимых переменах, с которыми нужно смириться. Как нужно безропотно принять и соседство девочки Гали, бесцеремонно ворвавшейся не только в квартиру, но и в жизнь Вени. Она с удовольствием угощается конфетой и апельсином, примеряет бусы – но ей всего этого ничтожно мало.

Проходит время, и Галя с Веней поженятся. Но, кажется, что этот факт не только не радует обоих, а лишь принимается как нечто очевидное и неизбежное. Ольга Белявская за секунду превращается из девочки-подростка во взрослую, знающую себе цену женщину. На ней — модном платье, и она явно не собирается плыть по течению. Потому Галя и бросает недотепу-мужа и уезжает в «командировку». Ее тоже можно понять, как и всякую женщину, которая ждет чистой любви и прекрасного принца. А то, что при этом нужно уйти из опостылевшей семьи, Галю заботит мало. Да и Веня не слишком сильно удерживает ее – он вновь смиряется с неизбежными обстоятельствами, да и вряд ли у него есть другой выход.

Впрочем, случайная встреча в поезде могла обернуться нечто большим – лишь этой попутчице он запросто рассказал о себе, приоткрыв свой характер. Их знакомство продолжается буднично и безэмоционально, и даже проведенная ночь не делает их ближе. Чего здесь больше — нерешительности или неспособности к сильным чувствам? Они оба говорят не только о своей семье, но и о возможности дальнейшего общения равнодушно и безучастно, лишь повторяя «незачем, незачем…»

А тем временем Галя возвращается к мужу – «наверное, какая-то судьба». Судьба прожить более полувека вместе. Но умирает она раньше него. И вновь – какое-то ангельское смирение в лице Вени, и беззащитность перед обстоятельствами. Даже сообщение о беременности Любы, их дочери, он принимает как данность:

— Ты рад?
— Да… Да. Наверное, да…. Что же делать с тестом?

Его больше интересует тесто на пироги, чем вопрос похорон – они прожили с женой много лет, и стали совсем чужими. Так к чему же ненужные волнения?

Люба, дочь Вени – практичная и целеустремленная женщина – видит в отце помеху удачной продаже квартиры. Но и ее намерения легко объяснимы – «жизненные обстоятельства», теперь уже взрослая дочь. А болезненный старик в ее глазах давно стал обузой далеко идущим планам. Но в ее словах сквозит и уважение к прожитым годам – и оно не формальное. Точно так же как и по-настоящему восхищается своим «героическим дедом» Галя – внучка. Она расхаживает по опустевшей квартире, представляя, какие люди здесь жили, рассматривая детали. Коробочка из-под монпансье, старая книги кулинара — приметы времени, они остаются здесь навсегда, проживая свою, недвижимую жизнь. Они состарились вместе со своим хозяином, и теперь пришло время их выбросить. Или забрать в музей? Идея Гали о «сейшене в стиле блокады» небезосновательна, и уже почти не вызывает удивления.

Но эта бесконечная история, обычная и будничная, все же заканчивается светлыми, нежным воспоминаниями. В блокадный апрель Веня рассказывает потерявшемуся мальчику о Кате – девочке-кухарке из его дореволюционного детства. Тогда мать сказала, что «ее и не было никогда», но воспоминания о ней он пронес через всю жизнь – ведь только ее он любил по-настоящему. И только много лет спустя мать, приходя во сне, говорит, что Катя все-таки была. И память не обманывала его. Теперь и умереть можно.

Валентина Казакова, специально для MUSECUBE
В репортаже использованы фотографии Театра им. Комиссаржевской