Меня переехало временем.

Театр Романа Виктюка предлагает присоединиться к празднованию 130-летнего юбилея Владимира Маяковского, презентуя публике своё прочтение пьесы “Баня”. И казалось бы – далеко не актуальное произведение, можно ли его сделать интересным для сегодняшнего зрителя? Но “виктюки” бесстрашны – под руководством режиссёра Сергея Захарина они решаются на сомнительную эскападу… чтобы явить публике яркий, оригинальный спектакль, находя новые грани в старой, известной, казалось бы, до последней запятой пьесе.

Маяковский закончил “Баню” в октябре 1929 года. Это была полновесная сатира на бюрократию раннего СССР, и, вроде бы, ничего более глубокого в тексте раскопать невозможно. 30 января 1930 года состоялась премьера “Бани” в Драматическом театре Государственного народного дома в Ленинграде, но куда более известная, “раскрученная” версия – та, которую 16 марта 1930 года явил на суд публики московский Театр им. Мейерхольда (в постановке своего руководителя, конечно). А уже 14 апреля Владимир Владимирович совершил роковой выстрел…

И если воспринимать пьесу, как последний крик души, крик о помощи, вопль в равнодушное пространство – она читается абсолютно иначе. Именно так вгляделся в строки Маяковского Театр Виктюка.

Немаловажный момент: современники сходились на том, что “Баню” надо не играть на сцене, а читать. Желательно, чтобы это делал сам автор (а у него это получалось фееричнейшим образом). Тогда, мол, текст сияет всеми своими гранями, а в спектакль его превратить должным образом невозможно.

А оказывается – нет, “Баня” вполне себе гармонична в театральных стенах. Тут уж поди пойми, в чём проблема – то ли почти век назад этот материал настолько опередил своё время, что даже сам Мейерхольд перед ним спасовал (а его спектакль изрядно критиковали). То ли зрительское сознание и восприятие изменились, и подобные истории вполне уютно ложатся на извилины мозга публики 2023 года. Но факт остаётся фактом: спектакль “виктюков” – наиприятнейшее зрелище. И я сейчас говорю именно про тот его компонент, который является непосредственно “Баней”, а не “изюминкой”, добавленной режиссёром.

Сергей Захарин поместил в ткань пьесы ещё одного персонажа – собственно Владимира Маяковского (мощнейшая работа Дмитрия Бозина). И схематичный, невнятный, гротесковый, недостоверный мир “Бани” кардинально преобразился: он стал лишь тенью, отзвуком гнетущего бытия, под которым погряз поэт. Мы слышим стихи Маяковского – “Флейта-позвоночник”, “Про это” и “Облако в штанах”. Это – настоящее, трепещущее, болезненное, антитеза, театральный контрапункт. Мы видим борьбу поэта с серой, обрыдшей действительностью – но его оружие лишь одно. Слово.

Увы, реальность победила. И мы, побывав на спектакле “виктюков”, понимаем, как и почему. Ибо Фосфорическая женщина, приглашающая в счастливый 2030-й год – это всего лишь фантазия (а мы сейчас особенно ярко понимаем, что фантазия – несбыточная). А в действительности правят парадом все эти победоносиковы и мезальянсовы – и разгромить их “бумажный” (в версии Театра Виктюка – картонно-коробочный) мир невозможно…

Если вам не повезло однажды заболеть депрессией, вам будут бесконечно близки метания Маяковского: улыбка на людях и кровоточащая душа наедине с собой. И финальный шаг будет совершенно понятен и объясним… Впрочем, коли ваша психика совершенно здорова, но вы обладаете долей эмпатии, и тогда “Баня” от “виктюков” сложится для вас в цельный, логичный и работающий механизм. И два мира – выдуманный и настоящий – срастутся в одну большую боль.

Проблема пьесы Маяковского, как по мне, в том, что в ней отсутствует главный герой. Сначала думается, что оным станет изобретатель Чудаков – но автор быстро отодвигает его на второй план. Временами активно действует “лёгкий кавалерист Велосипедкин” – но недостаточно для того, чтобы превратиться в основное лицо спектакля. Вроде бы, товарищ Победоносиков правит бал – но не может же главный антагонист играть первую скрипку? И все персонажи сливаются в некую кашу без ярких всплесков.

Введя в спектакль Маяковского, Сергей Захарин мастерски справился с этой бедой (и тут тот случай, когда я готова аплодировать подобному “самоуправству”). Постановка морально центрируется на Владимире Владимировиче – его душе, его боли, его неспособности больше так существовать.

И, да, сама “Баня” на сто процентов неактуальна (вот хоть как выкручивайся, а сделать уместными и злободневными советских бюрократов не смог бы и сам Маяковский, буде некая Фосфорическая женщина перенесла его в наши дни). Но вот “Баня” в версии “виктюков” – это психологическая игра, показывающая, как можно легко и просто убить гения непониманием. А это уже – проблема вневременная.

Художник Юлия Короткова сохранила эдакий “дух мейерхольдовщины” (как он мне чудится; хотя я, конечно, изучала фотографии постановки 1930 года и знаю, что тот спектакль выглядел совершенно иначе) – она поместила персонажей в лаконичное пространство, наполненное грудой коробок (там, само собой, хранятся Те Самые Документы, святые для бюрократов). Костюмы и грим вполне себе авангардны – хотя имеются у меня вопросики.

Вот, например, лица простых рабочих (тех, кого заберут в далёкий 2030-й, то бишь, нужных для будущего людей) украшены графичным гримом – квадратами, линиями, синими бородами… С одной стороны – это признак эдакой уместности, ходьбы в ногу со временем (вспомним о дате написания пьесы). Но для нас-то это решение выглядит почти обезличиванием героев, стиранием их собственных черт. Трудяги, выходит, это одна такая масса без признаков индивидуальности. В то время как антагонисты-бюрократы – красавцы, один другого выразительнее (у Мейерхольда, к слову, было в точности наоборот).

Данное решение мне непонятно, и я предпочту резюмировать, что просто не поняла задумки. Но это претензия, исходящая от мозга, размышляющего, что и почему происходит на сцене. Душеньке же всё понравилось – и грим, отсылающий нас туда, в прошлое, в том числе (а я, признаюсь, нежно дышу в сторону постановок об отечественных 20-х годах прошлого века – понимаю, что там было страшно, бедно и неприятно, но исторический период меня волнует).

Огромное значение в постановке имеет пластика (а за неё отвечала актриса, исполняющая роль машинистки Ундертон – Валерия Энгельс). Это почти отдельный герой повествования. И особенно я рекомендую момент “пьесы в пьесе” (считается, что этот приём Маяковский подсмотрел у Булгакова, который придумал подобное в “Багровом острове”; но писатели квиты – своего “Ивана Васильевича” Михаил Афанасьевич дописал в 1936-м, и его инженер Тимофеев со своей машиной времени очень что-то напоминает). Все эти “капиталы”, “братства”, “угнетения” и “интернационалы” показаны так просто, легко и – не побоюсь этого слова – смешно, что хоть стоя аплодируй. (И, в конце концов: “Нет щупальцев? Тогда нечего лезть в актёры”!)

И, традиционно для Театра Виктюка, невероятно хороши артисты. Чего стоит когорта бюрократов – товарищи Победоносиков (филиграннейший Станислав Мотырев), Моментальников (Константин Авдеев), Оптимистенко (Павел Новиков), Мезальянсова (Мария Матто), Иван Иванович (Александр Семёнов) и Исак Бельведонский (Владислав Сыровацкий). Этим проще: автор продумал их персонажей до мелочей, и играть их – одно удовольствие.

Сложнее остальным: Яну Латышеву (товарищ Чудаков), Валерии Энгельс (Ундернтон), Наталье Мороз (Поля), Алдару Когаеву (Велосипедкин), Алексею Галкину (Ночкин), Андрею Лукьянову (режиссёр того самого “спектакля в спектакле”) и Виктории Савельевой (волшебная и загадочная Фосфорическая женщина). В пьесе тут все (кроме, пожалуй, Поли – и немного гражданки Ундертон), скорей, функции, а не люди. И даже у “виктюков” мы тут наблюдаем местами “концентрированные” народные массы (да, в части сцен так и задумано, но отнюдь не везде). Но Захарин “вытащил” из текста Маяковского максимум возможного, всеми силами “оживляя” персонажей.

Другое дело, что он и не собирался окончательно их “очеловечивать” – ведь от “виктюковского” Маяковского рабочие столь же далеки, как и бюрократы. Ибо в них есть честность, “правильность”, нужность – но нет эдакой душевной искры, необходимой поэту. Столкнулись две машины – бумажная и трудовая. Но это “копошение” – далеко от сущности Маяковского. И неважно, что вы тут считаете: обычный снобизм или же бескрайнюю боль измученной души. Главное – что мы острейшим образом ощущаем одиночество поэта, сердечную пустоту, ненужность, непонимание. И не возникает никаких вопросов, как пистолет, который Победоносиков вручает Поле (самый, как мне кажется, нелогичный и ненужный момент пьесы… но психолог во мне, попав в Театр Виктюка, разинул рот от достоверности происходящего), оказывается у конечного адресата…

В итоге у “виктюков” сложился эдакий театрально-музейный экспонат (конечно, не столь “образцово-показательный”, как, скажем, “Победа над солнцем” в Театре Намина – вот там, действительно, ощущаешь себя экскурсантом, попавшим в прошлое), позволяющий окунуться во времена Маяковского, но при этом живо пульсирующий, горячий, возвращающий нам пусть не истинного Владимира Владимировича, но художественное представление о нём Сергея Захарина и его команды. (А ещё спектакль идеально встраивается в авангардное пространство экс-Дома культуры им. Русакова, что придаёт происходящему дополнительную атмосферность.)

На вопрос, почему пьеса называется именно “Баня”, автор отвечал двояко. “Правильно”: “Баня моет (просто стирает) бюрократов”. И, думается мне, правдиво: “Потому что это единственное, что там не попадается”. Постановка Театра Виктюка – о той бане, которая промывает мозги, превращая личности в винтики бюрократической машины. А ещё – это своеобразная душевная баня, очищающая и напоминающая о том, что на самом деле важно для каждого из нас – вне зависимости от того, что творится за окном. Позволяющая остаться человеком.

Необъяснимое явление: да, сюжет “Бани” в наши дни неактуален. Но именно сейчас пьеса, её стилистика, язык, авторские приёмы смотрятся современно и естественно (“Баня” опередила своё время – и вот, наконец, оно пришло). В нынешнем сезоне нас ждёт масса постановок, посвящённых юбилею Маяковского. Зачастую – основанных на биографии поэта. Но вот такого сплава, в котором слились воедино и личность автора, и его детище, ручаюсь, вы точно больше нигде не увидите.

Так что приезжайте в Сокольники, наслаждайтесь режиссёрскими находками, оригинальной “картинкой”, шикарными артистами – и ненадолго загляните в Москву 1923 года… чтобы в итоге посокрушаться, что год 2030-й будет абсолютно не таким, каким он виделся Маяковскому. Впрочем, может оно и к лучшему?

Ирина Петровская-Мишина специально для MusecubeФотографии автора можно увидеть здесьА фотографии Галины Глухоманюк – здесь